— Бл***… Прости меня, Ольк… Я озверел совсем. — Он выдыхает, понимая, что ничего критичного не сделал, откидывается на спинку стула, — меня эти сутки… Бл***…
Да уж, судя по тому, как много он матерится, Сухой точно на грани.
Я опять облизываю губы. Очень сильно хочется сохранить его вкус на себе подольше. Даже несмотря на полное опустошение и слабость, меня ведет. Господи, как в первый раз.
И плевать на рану, плевать на неудобный момент… Я очень хочу, чтоб опять поцеловал. Но мало ли, как запищит чертов монитор…
— Значит, так, Шипучка. — Олег, похоже, уже в норме, смотрит с напором. Как всегда, когда продавить хочет на то, что ему нужно. — У тебя потеря крови. Если б ниже чуть-чуть эта тварь саданула… — тут он опять замолкает, сжимает до белизны губы, после паузы продолжает, — я настаиваю, слышишь? Я настаиваю, чтоб ты прекратила весь этот цирк многолетний. И переехала ко мне. Не хочешь замуж, хер с тобой. Будем жить во грехе!
Несмотря на всю дурость ситуации, мне становится смешно. Жить во грехе… Да мы только этим и занимаемся столько лет!
— Вопросы с твоей квартирой и работой уже решаются. Все, Шипучка, отбегалась.
— Подожди, что значит, с работой и квартирой? Я не…
— Я не позволю больше моей женщине находиться среди отморозков и тварей, которые даже не помнят потом, что сделали! Суки! Ну ничего, на зоне все вспомнят!
— На какой зоне? Ты о чем?
Я, в принципе, и сама не против, чтоб напавшую на меня женщину наказали, хотя отдаю себе отчет, что это издержки работы, и даже не особо ее виню. Какой смысл обвинять собаку, если кусает? Она — животное. И здесь так. Но Олег говорит во множественном числе, и, зная его радикальные методы решения вопросов, я напрягаюсь.
— Не важно.
— Важно. Олег! Там же дети… Там ребенок обваренный… И еще девочка! Их куда?
— В детдом.
— Какой детдом, подожди, Олег! Их-то за что? На меня только бабка напала!
— А все смотрели! Неважно, я сказал. Уже все решено.
— Нет!
Я резко поднимаю руки, игнорируя писк приборов, подтягиваюсь, оказываясь в полусидящем положении. Особо ничего не чувствую при этом, обезболивающие хорошие, но потом, конечно, отольются кошке… Но сейчас мне важно хоть немного обрести уверенности, а сделать это лежа нереально.
На писк опять заходит Игнат, но тут уже я говорю:
— Выйдите, пожалуйста.
И он выходит, правда, посмотрев на меня укоризненно. Но мне плевать.
То, что я услышала…
Да, в принципе, ничего нового я не услышала. Еще одно доказательство того, что нам не надо было это все затягивать. И идти на поводу у животных инстинктов.
