Высокий, худощавый, с прямой спиной, в строгом костюме. Короткая стрижка, руки в карманах.
Оборачивается.
И меня опять, как и всегда, оглушает его взгляд.
Холодный, острый, жестокий. Для других. Не для меня.
На меня он всегда смотрит так, словно я — самое прекрасное, самое невероятное, самое желанное в мире.
Он всегда так смотрел.
С самого первого раза.
С самой первой встречи.
2. Примерно двадцать лет назад…
— Ох, девочка, я не знаю, зачем вас вызвали… Все прошло уже.
Я с сомнением смотрю на чистенькую старушку в темном платке, сидящую на поребрике у часовни.
— Давайте давление сейчас померим, посмотрим…
Она послушно протягивает мне руку, я надеваю манжету, накачиваю, смотрю на тонометр. Повышенное, но не критично.
— Может, все же проедете с нами? До больницы?
Рядом бурчит что-то Лариса, моя медсестра, ей явно не нравится моя участливость.
— Нет, не надо доча… Я до своих дойду. Они тут все у меня. Сын, сноха, внуки… И муж тоже здесь… Сразу всех и повидаю…
Я убираю тонометр в сумку, прощаюсь и молча иду к выходу.
В конце концов, все, что могла, я сделала. Если она свалится прямо возле могил своих близких… Кто будет виноват?
Прохожу мимо ряда могил, глаз цепляется за мужчину, неподвижно сидящего у одной из них. И меня отчего-то бьет дрожью, столько в обычной, казалось бы, позе, напряжения.
Не люблю кладбища.
Гнетущая атмосфера, флер безысходности и жути. Особенно наши, питерские, не люблю. Особенно старые. Но Смоленское еще неплохо, по сравнению с другими. Как-то полегче здесь.
Смотрю на время.
Скоро конец смены, скоро можно выдохнуть.
Лариса опять что-то бурчит и топает впереди меня к воротам, за которыми мы оставили машину.
Проезд очень узкий, да и ворота в вечернее время закрывают. Поэтому пришлось пешком.
Удивительно, что в такое время еще есть люди на кладбище.
Я опять смотрю на мужчину. Еще не поравнялась с ним, но уже скоро.
Видно, что высокий, короткие темные волосы.
Дорогое черное пальто. Шарф.
Сидит боком к проходу. Курит, странно держа сигарету в горсти. Так, что не видно ее практически.
Лариса ускоряется и выходит на ворота.
Я делаю еще пару шагов, равняюсь с мужчиной и опять смотрю на него зачем-то.
В сгущающейся темноте его фигура похожа на памятник.
Такая же черная и недвижимая. Жуть.
Я хочу быстрее миновать его, ускоряюсь, и тут он поднимает голову и смотрит на меня. В упор.
Я спотыкаюсь и застываю на месте.
Его глаза в полутьме кажутся светлыми.
И пустыми. Холодными. Змеиными.
Да, это последнее сравнение очень актуально, потому что я стою, завороженная.
