Я сразу вспоминаю о подобных случаях. Очень сейчас модно у новых хозяев жизни покупать квартиры в старых питерских домах. И хорошо, если покупают. Понятие «черный риэлтор» уже прочно вошло в обиход, земля слухами полнится. Да и газеты стараются.
Поэтому я сразу понимаю, кто ко мне пришел. И так же понимаю, что я попала. Но в любом случае отдавать свое я не собираюсь. Это квартира моей прабабушки, в ней она с моей бабушкой всю блокаду прожила. Меня отсюда только вперед ногами.
Я резко перестаю волноваться и дрожать. Смотрю твердо в глаза сначала одному, потом второму.
— Нет. Уходите.
— Больше хочешь?
— Нет. Я не буду продавать квартиру. Ни при каких условиях.
Они переглядываются. Лениво так, насмешливо. Словно прикидывают, что со мной сотворить.
Я делаю маленький шажок к телефону.
Успею? Нет?
— Давай так, коза, — неожиданно вступает в разговор тот, что пониже ростом, и я вздрагиваю. Пустой у него голос. Мертвый. — Ты думаешь до завтра. А потом соглашаешься. Неохота с тобой… Ну ты поняла, да?
— Нет.
— Ну, значит, завтра поймешь. Подумай все же. Мы придем с утра. И да, цена уже будет другая, раз ты такая борзая.
Они молча проходят мимо меня, так и замершей на месте с судорожно сжатым в кулаке воротом кофты.
Уходят? Они уходят?
Не успеваю я облегченно выдохнуть, как высокий останавливается возле меня, бесцеремонно хватает за подбородок, поднимает:
— Ниче так… — переглядывается с приятелем, — давай, ты завтра не согласишься? И тогда я тебя на счетчик поставлю. Будешь каждый день натурой расплачиваться. А то дерзкая очень.
Я резко дергаю подбородок, вырываясь и с трудом сдерживая желание ударить по мерзкой роже.
Понимаю, что он только этого и ждет. Готов к этому.
Поэтому просто смотрю. Зло и надменно. Я надеюсь, что это так. Я надеюсь, что во мне хоть что-то осталось от моих предков, которые таких тварей даже на порог не пускали. И не боялись. И хоть я пустила и боюсь, но все же…
Он хмыкает, возвращает руку, проводит большим пальцем по нижней губе. И это мерзко. До тошноты.
Но я терплю. Чтоб не провоцировать.
И меня вознаграждают.
Уходят.
Я какое-то время неверяще смотрю на дверь. А потом сначала бросаюсь запирать ее на все замки и только после этого бегу к телефону.
Но разговор с милицией ничего не дает. Мои бессвязные объяснения о том, что приходили, угрожали и вообще, разбиваются о привычное равнодушие. Я жива? Жива. Вреда не причинили? Нет. Вот когда причинят, тогда и обращайтесь.
Я кладу трубку и начинаю в панике ходить из угла в угол в поисках выхода из ситуации.
