Она не знала, как далеко простираются его возможности, но, видимо, дальше, чем она предполагала, раз полиция не реагировала, а те, у кого она однажды осмелилась просить о помощи, с немцем связываться отказались напрочь.
Она училась абстрагироваться. Не только от мужчины — от мира. Как ни странно, в последнее время это делать стало намного сложнее.
Ей начало казаться, что мир стал ярче, горластее, капризнее. Во всем теперь скользила некая неоднозначность.
Раньше все было просто — работа, дом, обязанности. Теперь все перевернулось с ног на голову.
Ее внезапно начало беспокоить то, что сестра часто прогуливает пары, что мама в последнее время подсела на сильнодействующие лекарства — сердце болело. Софию беспокоили шумные компании под окнами, и многое другое.
И Нойман. Он беспокоил больше всего!
Немец, казалось, вошел во вкус, и начал испытывать терпение Софии.
Он заставлял ее после свиданий оставаться с ним наедине, и обедать, или принуждал ужинать вместе с ним. Принуждал, это самое правильное слово!
Во время ужина мужчина задавал вопросы, на которые ей не хотелось отвечать, а потому разговор не просто провисал — он тонул в мутной луже. И смотрел! Как же он на неё смотрел!
Он заставлял ее приходить к нему домой, и лично рассказывать о той или иной девушке.
Нойман не мог не видеть, насколько Софии неприятно дышать с ним одним воздухом. Но продолжал искать ее общества. Зачем — София не понимала, ведь она ему тоже была неприятна.
Он испытал к ней неприязнь с момента их знакомства, и никогда этого не скрывал. Но продолжал звать ее на ужины, а однажды даже заставил переночевать в своей квартире.
Это была худшая ночь в её жизни! София пришла к нему домой по его же требованию. Он «попросил» принести кипу распечатанных на хорошей бумаге фото — все с мероприятия семнадцатого августа.
Помнится, когда она осторожно переступила порог его квартиры, немец хмыкнул:
— Ты как кошка, готовая в любой момент дать деру.
«Это инстинкт самосохранения», подумала София, но вслух огрызнуться побоялась.
•• • ••
Он предложил ей кофе, усадил на кушетку, а сам в это время принялся рассматривать принесенные фото, и обводил некоторые лица красным маркером. София всё это время покорно ждала.
Иногда она замечала, как он отвлекается от фото, и смотрит на неё. Рассматривает. Софию этот взгляд смущал. Да и сама ситуация вызывала какое-то непреодолимое чувство несоответствия.
Ее бесило, что нужно слушаться. Бесило, что он не по позволяет ей уйти, а что она вынуждена пресмыкаться.
