Сказав это, он посмотрел на приятеля так пристально, что тот смутился (1).
— Вовсе нет, — возразил д'Артаньян. — Насколько мне помнится, вы не говорили ничего особенного.
— Вот как? Это странно. А мне казалось, что я рассказал вам одну весьма печальную историю.
И он взглянул на молодого человека так, словно хотел проникнуть в самую глубь его сердца.
— Право, — сказал д'Артаньян, — я, должно быть, был еще более пьян, чем вы: я ничего не помню.
Эти слова, однако ж, ничуть не удовлетворили Атоса, и он продолжал:
— Вы, конечно, заметили, любезный друг, что каждый бывает пьян по-своему: одни грустят, другие веселятся. Я, например, когда выпью, делаюсь печален и люблю рассказывать страшные истории, которые когда-то вбила мне в голову моя глупая кормилица. Это мой недостаток, и, признаюсь, важный недостаток. Но, если отбросить его, я умею пить.
Атос говорил это таким естественным тоном, что уверенность д'Артаньяна поколебалась.
— Ах да, и в самом деле! — сказал молодой человек, пытаясь поймать снова ускользавшую от него истину. — То-то мне вспоминается, как сквозь сон, будто мы говорили о повешенных!
— Ага! Вот видите! — сказал Атос, бледнея, но силясь улыбнуться (2). — Так я и знал: повешенные — это мой постоянный кошмар.
— Да, да, — продолжал д'Артаньян, — теперь я начинаю припоминать… Да, речь шла… погодите минутку… речь шла о женщине.
— Так и есть, — отвечал Атос, становясь уже смертельно бледным. — Это моя излюбленная история о белокурой женщине, и, если я рассказываю ее, значит, я мертвецки пьян.
— Верно, — подтвердил д'Артаньян, — история о белокурой женщине, высокого роста, красивой, с голубыми глазами.
— Да, и притом повешенной…
— …своим мужем, знатным господином из числа ваших знакомых, — добавил д'Артаньян, пристально глядя на Атоса.
— Ну вот видите, как легко можно набросить тень на человека, когда сам не знаешь, что говоришь! — сказал Атос, пожимая плечами и как бы сожалея о самом себе. — Решено, д'Артаньян: больше я не буду напиваться, это слишком скверная привычка.
Д'Артаньян ничего не ответил.
— Да, кстати, — сказал Атос, внезапно меняя тему разговора (3), — благодарю вас за лошадь, которую вы привели мне.
— Понравилась она вам? — спросил д'Артаньян.
— Да, но она не очень вынослива.
— Ошибаетесь. Я проделал на ней десять лье меньше чем за полтора часа, и у нее был после этого такой вид, словно она обскакала вокруг площади Сен-Сюльпис.
— Вот как! В таком случае, я, кажется, буду раскаиваться.
