Мда… В детстве я с увлечением читала фантастику. Но даже там такого не было.
— Кстати, как тебя зовут? — поинтересовалась я. — Если уж ты мой… компаньон и мы столько лет вместе.
«Ты все равно не сможешь это воспроизвести. Даже мысленно, — он произнес что-то отдаленно похожее на «Кайюоиллооу». — Если тебе так необходимо имя, называй меня Кай».
3.
— Послушай, Кай… — видимо, от волнения мне стало совсем нехорошо. Сильно мутило, кружилась голова, и время от времени я словно проваливалась куда-то. Как в самолете в зоне турбулентности. — С трудом верится, что вы не нарушаете эти запреты. Часто люди делают какие-то вещи словно против своей воли. Как будто их что-то заставляет. Или кто-то. А еще бывает такое, что одни всегда счастливы, а другие всегда печальны. Кто-то без конца влюбляется, а кто-то рискует жизнью без необходимости. Хочешь сказать, это случайно так складывается? А может, вы гурманы и любите какие-то определенные эмоции?
Он не отвечал довольно долго, хотя его незримое присутствие я ощущала по-прежнему.
«Да, Эля, есть такие, кто нарушает. Энергия разных чувств… это как для вас вкус, ты права. Кто-то любит сладкое, кто-то кислое или острое. Так и мы. Кому-то больше нравятся ваши светлые эмоции, кому-то темные. Но отследить выполнение правил невозможно. Все на нашей совести. Могу сказать одно. Я никогда не заставлял тебя делать что-то, лишь бы получить более приятный для меня вид энергии. Иначе ты была бы гораздо счастливее. Хотя от смерти тебя несколько раз спас. Например, когда не позволил поехать за город вместе с Олегом. Ты и не заметила. Просто не захотелось».
С тех пор прошло почти восемь лет, но воспоминание резануло, как ножом.
«Дождь… Может, не поедем?»
«Элечка, дрова должны привезти. Если никого не будет, сгрузят в проезд, потом замучаемся перетаскивать. Оставайся дома. А я туда и обратно, к обеду вернусь»…
— А ты ведь мог убедить меня, чтобы я его отговорила…
«Нет, Эля. Прости, не мог. Это тоже категорически запрещено. Вмешательство в судьбы людей, с которыми мы не связаны».
— Вот как… — перехватило дыхание, снова подступили слезы. — Ты не мог… Ты ведь такой правильный. Законопослушный. Не вынуждал меня ни к чему ради вкусной энергии. Не вмешивался в судьбы посторонних. И что же тебе нужно теперь? Что случилось такого, если ты впервые за сорок лет заговорил со мной? Это ведь наверняка тоже запрещено — прямой контакт? А, ну да, как же я забыла. Ты хотел мне что-то предложить? А если откажусь, нам придется расстаться. То есть тебе придется со мной расстаться. А разве ты можешь? Расстаться с компаньоном? Ведь надо будет искать нового на оставшиеся десять лет?
