Через несколько месяцев лицо у Долгор испортилось, пропал аппетит. Даланбаяр испугался, повел ее к врачу. Узнав, что ему предстоит стать отцом, обрадовался несказанно. Словом, молодая семья жила хорошо. Ни муж, ни жена в разговоре никогда не говорили о себе «я», а только «мы» да «мы», словно и впрямь составляли единое целое.
На работе Даланбаяр, как и прежде, из кожи вон лез — один работал за двоих, а то и за троих и не обнаруживал никаких признаков усталости. За последнее время он заметно раздался в плечах, окреп, на лице его появилось приветливое выражение, и в разные споры он ввязывался менее охотно. Долгор часто с благодарностью думала о нем: «Повезло мне с мужем. Один из тысячи такой, как мой Даланбаяр. Если бы каждому посчастливилось отыскать в этом мире человека, который ему предназначен судьбой, не было бы на свете ни несчастливых мужей, ни брошенных жен и детей». И лишь где-то на самом дне сердца нет-нет да и шевельнется чувство, похожее на угрызения совести. Хорошо ли она поступила? Не поспешила ли выйти замуж за Даланбаяра? Что ни говори, а Бадрангуя она любила, и это не могло пройти бесследно. Впрочем, Бадрангуй и сам хорош — не потрудился сообщить о себе, за несколько месяцев не написал ни строчки. Чтобы заглушить голос совести, Долгор настойчиво убеждала себя в том, что Бадрангуй ее бросил. Если его и освободили, рассуждала она, он наверняка предпочел не возвращаться в Налайху, а ее предоставил самой себе. Тут уж ничего не поделаешь, и она нашла для себя выход. У нее есть муж и скоро родится ребенок. Это будет мальчик, сын, в этом Долгор была уверена.
Дорж лежал ничком, ощущая на лице знакомое тепло, исходящее от угля, и знакомый, специфический угольный запах. Этот запах, словно тепло родины, кровь разносила по жилам, придавая ему силы.
«Разве так умирают люди? Не может быть! — думал Дорж, стараясь приободрить себя. — Если бы я лежал где-то далеко от земли, в каком-нибудь лунном кратере, а то ведь там, наверху, мои товарищи, они непременно выручат из беды. Да и глупо умирать в таком возрасте. Сколько мне еще предстоит сделать! Я не хочу умирать!
Бедная мама! Сейчас она, наверно, думает, что меня нет в живых. Не плачь, мама, добрая слабая мама! Сын твой жив, просто он лежит под землей и ждет, когда подоспеет помощь. Люди так просто не умирают!..»
Шли минуты и часы, которые складывались в вечность…
I
Начавшийся ночью дождь не прекращался. Остро и пряно пахли степные травы. Особенно насыщенным был запах чия. Вершины лесистых гор были окутаны белым туманом, густым и пышным, напоминавшим хлопок, высунувшийся из лопнувшей коробочки. В единый звук сливался шорох сухих листьев, срываемых ветром с деревьев, и легкая дождевая дробь по прозрачной поверхности горного ручейка. За горой в небольшой балке раскинулся лагерь — шесть выгоревших на солнце палаток. Рядом стоял старенький грузовик с брезентовым кузовом. В одной из палаток молодой парень с жесткими густыми волосами, спавший напротив входа, проснулся, потер глаза, чтобы окончательно прогнать сон, и громко сказал:
