Батмунх с сомнением покачал головой.
Остаток смены Дорж проработал в невеселом настроении. Даже лопата казалась ему тяжелее обычного. Он досадовал на себя: не следовало подходить к Дарийме в рабочее время, могли бы поговорить после смены. Да и напрасно он ничего не ответил инженеру — ведь тот явно к нему придирался.
Наступил конец смены. Дорж поднялся наверх, и в лицо ему ударил свежий ветер. В воздухе кружились опадавшие с тополей листья, очень похожие по форме на сердце, и густо устилали землю. Их сухой шелест порождал в душе грусть. Доржа нагнал товарищ по смене:
— Говорят, что весна и осень — самые лучшие времена года. Только странно, почему осенью человека охватывает печаль? — Он нагнулся, набрал охапку листьев и подкинул их над головой.
— Ты не шахтер, а поэт, — пошутил Дорж, поражаясь, что этот веселый, разбитной парнишка испытывает чувства, схожие с его собственными. — Люди, которые умиляются при виде распускающихся цветов и опадающих листьев, должны быть поэтами!
— Вот еще выдумал. Поэзия, она, приятель, куда шире, глубже и интересней! Кстати, говорят, твою девушку зовут Уянга-Поэзия. Верно?
Дорж смутился. Верно-то верно, только теперь инженер Батмунх осведомлен о ней гораздо лучше, чем Дорж. Он нахмурился и ничего не сказал. Его приятель догадался, что некстати упомянул об Уянге, и шагал молча. Навстречу им совсем низко в небе промчалась стая диких гусей. Дыхание приближающейся зимы погнало птиц в теплые края, их печальный крик пронзил осенний воздух.
— Нынче гуси поздно улетают, — задумчиво произнес Дорж, провожая стаю долгим взглядом.
— А ты заметил, как много молодых гусей в этой стае? Наверное, в нынешнем году гуси вывели птенцов слишком поздно, и пока те не научились летать как следует, боялись пуститься в дальний путь. Если уж птица так заботится о своих птенцах, то что же говорить о людях! У меня в прошлом году жена родила сына. Она отправила меня в горы, по дрова, а когда я вернулся, в колыбельке лежало крохотное существо с красным личиком и пищало тоненьким голоском. Когда малыш здоров, мы радуемся, когда с ним что-нибудь случается, не находим себе места. Придешь домой, а сын к тебе ручонки тянет. Куда вся усталость девается! А про Уянгу ты не должен плохо думать, я ее знаю. Она хорошая девушка. И отца ее, Бадрангуя, мы тоже давно знаем — замечательный работник и как человек — тоже. Не может быть, чтобы он вырастил плохую дочь!
Дорж снова нахмурился и перевел разговор:
