«В следующий раз я не буду молчать», − говорил он себе все чаще, но молчал, возражая лишь в своей горячей голове.
Он чувствовал, что что-то было не так, но никто в этом мире не хотел объяснить, что именно.
Нужно было что-то делать, хотя бы сейчас, потому тихо встал. Осторожно ступил на земляной пол босыми ногами, старательно делая каждый шаг в маленькой хижине, чтобы подойти к тлеющим дровам. Разводить огонь при закрытых окнах, когда все спят, нельзя. Почему? Мальчишка только догадывался, веря на слово отцу и помня тяжелый воздух клубящейся дымной пелены. Однако от холода он уже не чувствовал собственных ног или ему только казалось так. Быть может, он просто неправильный и потому так мерзнет? А может быть отец прав, и всему виной недостаточно искренние молитвы?
Сев на пол и, почти коснувшись тлеющего дерева, он в очередной раз попытался обратиться к Богу, но не мог вспомнить ни одного верного для этого дела сочетания слов. Все, чему его учили, куда-то исчезло. Он не мог вспомнить ни слова по канону, и оттого его глаза невольно стали влажными. Он признавал себя плохим и был готов просить прощение, умолять и искупать вину, только бы Бог был и дал ему чуточку сил, чтобы поверить. Он молился не как верующий, а как жаждущий веры, защиты и любви. Но ответа не было, а от холода немели губы, неспособные уже шептать что-то сбивчивое, но честное.
Тогда внутри что-то сжалось и резко ударило изнутри, заставляя вскочить.
«Бога нет!» − хотелось закричать именно это, но стиснув до боли зубы, он быстрым шагом вернулся к кровати. Теперь его не заботила вероятность быть услышанным и разбудить отца. Он четко понимал, что скажет ему в глаза все что думает, обязательно скажет. И хотя этих слов не было, но ему казалось, что они непременно появятся, когда придет время.
Если Бога нет, то и бояться ему нечего!
Он не собирался спать и, повинуясь неясному порыву, с силой дернул льняное полотно, чтобы вскрыть соломенную подстилку, что была ему вместо матраса. Звук рвущейся ткани его не смутил, а скорее раззадорил, а боль в пальцах от напряженной ткани напомнила, что замерзшие руки все еще принадлежат ему. Скалясь, до боли сжимая зубы, он схватил часть сухой травы, в два шага преодолел хижину и бросил этот ворох на тлеющее огнище.
Ничего.
Бога нет!
Сено вспыхнуло почти мгновенно, чуть опалив замерзшие пальцы.
«Бога нет, а огонь есть!»
Он улыбался, забывая о холоде и быстро догорающей соломе. Улыбался, а в глазах появлялись слезы. В голове возникали картины пламени. Он сам не знал почему, но представлял, как горела бы хижина, решись он ее поджечь.
