— А кто твой родной отец?
По-прежнему не глядя на меня, Юджин пожал плечами.
— Мать нагуляла меня от беглого каторжника. От мага. Есть места похуже, чем Аусвер, Аврора. Это в Преториуме нестрашно родиться с даром. Своих они в расход не пускают. В дистриктах же… сложнее, намного. Есть колонии для таких, как мы. Для тех, кому повезло меньше. В Хазире, например. Это неподалёку от моего дистрикта.
Голос его стал глухим, взгляд устремился в пустоту. Видно было, что говорить ему нелегко, но выговориться нужно.
— Отец — ну, то есть я до последнего думал, что отец, когда-то был скорняком. Держал небольшую лавку, торговал в ней собственноручно выделанными шкурами и кожей. Однажды он долго отсутствовал в дистрикте. То ли на охоте был, то ли по торговым делам… И мать целый месяц прятала в доме каторжника — беглого мага, из Хазиры. И когда вернулся отец — этот каторжник был первым, кого он сдал. А потом стал жандармом. Я-то другим его не помню, но соседи рассказывали, что его тогда словно подменили. Уезжал одним человеком — вернулся другим. Я потом уже понял, это потому, что мать оказалась беременной. Мной. Дар у меня в семнадцать лет обнаружился.
Он вдруг криво усмехнулся.
— Мать, когда узнала, всё умоляла прятать дар. А я в толк не мог взять, думал, она перегибает палку: ну ладно ещё от других прятаться, но от семьи? Меня ведь, сколько себя помню, в глаза звали сыном жандарма. Я, конечно, прятал, ну, как мог. Несколько лет. Пока не расслабился. Но о том, что отец меня сдаст, я никогда не думал. Представить такое дико…
— А что потом? — тихо спросила я, когда Юджин замолчал.
Он вздрогнул, но ответил.
— В тот же день, когда отчим узнал, что я одарённый, он сдал меня миротворцам. Попрощаться с братьями не дал, как будто магией заразить можно!
Я молчала. А что тут скажешь? Значит, Юджин такой же изгой, как я. Жандармов не просто ненавидят. Их презирают. И часто доходит до мести, до самосуда. Миротворцы не всегда успевают… Да и не всегда спешат, чего уж там. Быть в собственном дистрикте жандармом… соглядатаем, надзирателем, шпионом… Что может быть хуже? Наверное, только быть сыном жандарма…
— Что у тебя с ним? — вдруг спросил Юджин, рывком оборачиваясь ко мне.
Я захлопала ресницами, не сразу поняла, о чём он. То есть о ком. А когда поняла, почувствовала, как к щекам приливает жар.
— С кем? — тем не менее спросила я, надеясь, что удастся уйти от неловкого разговора.
— Ты поняла, с кем, — сказал Юджин. — С Сенекой.
