А с самой Богиней. С самим Источником Магии.
Но поскольку Послания Четырёхликой были и остаются за пределами человеческого разума, а её Откровения смертельны для Оракулов, обращаться к последним с вопросами запрещено.
Раньше — мучили их вопросами все, кому не лень. От Магистров и магов до выживших из ума жрецов-мудрецов. Каждый мнил себя тем самым светочем разума, который сможет внять воле Богини…
И Оракулы гибли.
Слишком велика была сила Четырёхликой, слабое человеческое тело не могло служить проводником даже для её Голоса.
Поэтому с 1807 года Оракулы стали кем-то вроде жриц. Все знают, что Богиня может говорить через них, но также всем известно, что любой, даже самый незначительный вопрос может стоить Оракулу жизни.
Поэтому если раньше, когда в девочке просыпался Голос, это было трагедией для близких и смертельным приговором для самой девочки, то сейчас место Оракула, наоборот, единственно возможная гарантия её долгой жизни. И, возможно, даже счастливой жизни, — в том, чтобы зажигать свечи и совершать ритуалы и обряды во славу Четырёхликой, Матери Магии, определённо что-то есть.
Каждый гражданин Триума знает: Оракулам нельзя задавать вопросы.
Семнадцатым Советом Двенадцати за нарушение постановлено — смерть.
Обращаться к Богине можно лишь в крайнем случае и с разрешения Магистров.
А чтобы добиться от них разрешения… Р-р-р… Это снова могло растянуться на годы, да ещё церемонию бы обязательно устроили, говорили б под руку, сыпали б своими идиотскими вопросами…
Так что разрешения у Бенжамина не было…
Это случилось месяц назад.
Оракулом оказалась девочка.
Сфинкс её знает, сколько ей лет было на самом деле. Те, чьё тело выбирает Богиня вместилищем своего Голоса, могут жить тысячелетиями. И учитывая, что им уже двести лет никто не задаёт вопросов, девчонке могло быть, как шестнадцать, так и сто шестнадцать.
Светленькая, с копной пепельных кудряшек и почти чёрными, карими глазами. Худенькая, хрупкая, большеглазая — с такой только эльфийку писать.
Бенжамин чуть было не плюнул и не ушёл. Остался лишь напомнив себе, что готов прекратить эксперимент в любой момент.
Девчонка улыбалась испуганно, суетилась со свечами и курильницами.
В воздушном белом одеянии Оракула она напоминала саму Четырёхликую, изображаемую выходящей из морской пены.
Бенжамин никак не мог решиться. Хмуро скользил взглядом по Идолам, Ликам… делал вид, что пришёл помолиться.
— Вы хотите спросить? — раздался над ухом тонкий, как комариный писк голос.
