Вдруг Элеонора напряглась. Так не пойдет. Ведь у нее есть план — заставить его страстно желать ее, так страстно, чтобы он едва не сходил с ума, и в тот момент, когда Жан-Поль окажется на свободе, исчезнуть. Но в отсутствие полковника она не предусмотрела одного. И сейчас отвечать на его притязания — не ошибка ли это с ее стороны? Если она не станет сопротивляться, Грант легко добьется своего. Он получит ее тело, но больше не получит ничего.
Напряженная и молчаливая, Элеонора застыла в той позе, в которой он положил ее на кровать, стиснула зубы, почувствовав его губы у ключицы, и откинула назад голову, уже зная, что последует за этим, когда он доберется до ее груди. вдруг Грант поднял голову.
— Ты хочешь, чтобы так? — спросил он, и в его скрипучем голосе она уловила страшное разочарование.
Схватив ее запястья, он соединил их у нее над головой и сжал сильной рукой. Затем принялся целовать ее губы с такой грубой страстью, что она почувствовала привкус крови от раскрывшейся раны, которую она нанесла ему предыдущей ночью. Свободной рукой он ласкал ее тело, и Элеонора перестала дышать. Грант раздвинул ее колени и прижал ее так, что казалось, их уже не соединить никогда.
Задыхаясь от наплыва чувств, Элеонора подчинилась его силе, а когда он закончил, тут же освободилась от его отяжелевшего и ослабевшего тела и легла на бок. Ее сердце разрывалось от жалости к себе, слезы готовы были хлынуть из глаз. Должно быть, Элеонора могла выиграть, если бы он оставил ее в покое, но Грант, запустив пальцы в ее волосы, прижался к ней сзади, повторяя изгибы ее тела. И навязанная им воля полностью разрушила ее желание сопротивляться. Беззвучные горькие слезы потекли ручьем, когда его рука принялась гладить ее мягкое шелковистое тело — талию, живот, бедра. Элеонора чувствовала, что его пальцы становятся все требовательнее, его дыхание все горячее и быстрее, и вдруг ей пришла в голову мысль, от которой она перестала плакать. Со сладкой горечью она поняла, что, сколько бы ни сопротивлялась, она не может и не хочет отказываться от его ласк.
Элеонора проснулась на заре. Кругом — ни звука, ни дуновения ветерка, муслиновые занавески повисли на окне, как тряпки. За окном становилось все светлее, наступал очередной яркий день, однако в его тишине таилась какая-то угроза.
Все еще лежа в постели, она прислушалась. С улицы не доносилось ни звука — ни людских голосов, ни скрипов повозок, проезжающих мимо, весь дом был пронизан смертельной тишиной.
