Солдат на пороге очевидным усилием воли пытался скрыть любопытство, натянув на лицо заученную маску равнодушия.
— Прошу прощения, сэр. Генерал требует вас немедленно в Дом правительства. Очень срочное дело.
— Очень срочное?
— Да, полковник. Речь идет о человеке, которого поймали при попытке пробраться в комнату генерала Уокера. Он мертв.
— После допроса? — спросил полковник резким голосом.
— Нет, сэр. Никарагуанцам не удалось ничего из него вытянуть. Похоже, он был убит, чтобы ничего не смог разболтать.
— Скажи генералу, что я скоро буду.
Не дожидаясь ответа, полковник Фаррелл закрыл дверь прямо перед носом солдата. Его голос прозвучал точно скрежет в темноте.
— Вы можете идти к себе в комнату. Или хотите проследовать туда как мешок с овсом на моем плече?
Из принципа она не должна даже при таком условии помогать ему. Но что такое принцип по сравнению с унижением? И потом была надежда, хотя и слабая, что она поймает его на удочку и покажет окружающим свою власть над ним.
— Ну?
— Я предпочитаю идти, — сдержанно ответила Элеонора и вдруг с внезапной яростью добавила:
— Раз я должна идти!
— Да, должны, — сказал он. В его голосе, ей показалось, прозвучало мрачное разочарование, явное настолько, что от каменных плит отразилось холодное эхо.
В комнате стояла страшная жара, исходившая от стен, пораженных застарелой плесенью, ощущался запах пыли, проникавшей в нос и щекотавшей ноздри. От невыносимой жары и духоты лицо Элеоноры покрылось потом. Раздевшись до сорочки и нижней юбки, сняв даже длинные панталоны, она легла на кровать, обмахиваясь платком и с тоской вспоминая вечерний веер своей бабушки, сделанный из кружев и перламутровых пластинок, оставшийся в сундуке. Но он пропал безвозвратно, как и все остальное.
Не стоит думать про это, раз она ничего не в силах изменить. А как изменить? Объяснять, умолять? Где найти слова, которые докажут ее правоту? А если она и найдет их, где надежда, что полковник поверит им, а не собственным глазам? Однако она должна попытаться. Она же не дура. И она твердо знала, что попытается.
В волнении Элеонора спустила ноги с кровати и встала. В кувшине на умывальнике была вода. Она намочила носовой платок и прижала его к разгоряченному лицу. В темноте нашаривая рукой матрас, она двинулась по комнате. Сквозь занавески просвечивали всполохи молний. Наверное, Мейзи была права — сезон дождей еще не кончился.
Приподняв копну тяжелых волос, она прошлась влажным платком по шее. От тяжелой атмосферы запертой комнаты начала болеть голова. Ей нужен воздух. Смешно умирать в этом заточении. Но за этими закрытыми дверями тоже небезопасно, поскольку у нее нет ключа. Как она может защитить свою благопристойность, когда Грант Фаррелл способен войти сюда в любой момент?
