Элеонора стояла, рассматривая красные отпечатки на своем запястье. Лезвие в руке дрожало от нервного напряжения. Потерял ли он снова сознание? Может, в тот короткий миг, когда Грант пришел в себя, он хотел попросить оставить его в покое?
Но она тут же получила ответ на свои сомнения, когда его голос мягко прошептал в тишине:
— Чего ты ждешь?
Она еще секунду постояла, покачивая в руке бритву, потом, помолившись про себя, полностью сосредоточилась на предстоящем. Быстрыми, уверенными движениями она срезала побелевшие участки омертвевшей кожи и аккуратно почистила открытую рану — такой тщательности не требовало даже рукоделие. Закончив, Элеонора отложила бритву в сторону и твердо положила ладони по краям раны. Она выдавила гной, окрашенный кровью, и вместе с гноем вышло еще что-то, что она почти ожидала увидеть, — кусочки красной ткани рубашки Гранта, попавшие в рану вместе с пулей, выпущенной ее братом. Более крупные удалил врач, а эти, почти невидимые в свежей кровоточащей ране, он не заметил.
— Педро, — сказала Элеонора, кивнув в сторону приготовленной льняной ткани. Он осторожно стер гной, затем они несколько раз промыли место, куда вошла пуля, пока Элеонора не убедилась, что внутри ничего не осталось. Наконец они обработали рану карболкой и снова наложили повязку. Дело сделано. Грант был бледен, рот обметало, но пульс бился ровно. Ординарец поддержал Гранту голову, и тот выпил немного воды, в которую они добавили несколько капель раствора опиума: Элеонора нашла его в маленьком пузырьке в аптечке Гранта.
Чтобы не потревожить больного, она молча кивнула Педро на запачканную ткань, велев ее вынести, забрала карболку с бритвой и направилась к выходу. Но едва сделав шаг или два, Элеонора поняла, что ее держат. Она остановилась и посмотрела вниз — левая рука Гранта, лежавшая на краю постели, запуталась в ее юбках и Элеонора не могла освободиться.
Ее пальцы одеревенели, но она стояла не двигаясь и едва дыша. Этот жест о многом ей сказал. Боль внутри нарастала, Элеонора расслабилась и дала волю слезам. Она стояла без движения, но вот опиум наконец подействовал, пальцы Гранта разжались и он уснул.
День клонился к вечеру, холодок с озера стал проникать в комнату, побежали голубоватые тени, когда доктор Джоунс еще раз пришел к больному. Он перешагнул через порог, и его брови выгнулись дугой над очками.
— Что это? — прорычал он, переводя взгляд с Элеоноры, сидящей на краю кровати с чашкой мясного бульона, приготовленного сеньорой Паредес, на Гранта. Его усадили, подперев с боков подушками.
