Молодая подошла, ее светлое лицо покрылось румянцем от вина и смеха. Теперь, когда она была замужем за имением, она не старалась скрывать свои подлинные чувства.
— О-ла-ла! — кричала она, хватая несчастного карлика и насильно усаживая себе на плечо. — Какой нрав у маленькой обезьянки! Ладно, мы выбьем это из него!
— Опусти меня! — кричал Жак Курбе в приступе ярости. — Ты пожалеешь об этом, мадам! Опусти меня, говорю!
Но рослая молодая покачала головой.
— Нет-нет, мой малыш! — смеялась она. — Ты не можешь так легко бросить свою жену! О, в медовый месяц я буду носить тебя на руках!
— Опусти меня! — кричал он снова. — Разве ты не видишь, что они смеются надо мной?
— А почему бы им не смеяться, моя маленькая обезьянка? Пусть смеются, если хотят, но я тебя не отпущу. Я так и буду нести тебя до фермы, прямо на плече. Такого еще ни одна жена не делала, а если кто попытается повторить — испытает определенные трудности!
— Но ферма находится довольно далеко отсюда, моя Жанна, — сказал Симон Лафлёр. — Ты сильна, как буйвол, а он всего лишь мартышка. Но я ставлю бутылку бургундского, что ты его не донесешь.
— Идет, Симон! — крикнула молодая, блеснув белоснежными зубами. — Ты проиграешь пари. Клянусь, что смогу пронести мою маленькую обезьянку от одного конца Франции до другого!
Жак Курбе больше не сопротивлялся. Он сидел прямо на широком плече своей новой жены. С пылающего пика слепой страсти он ринулся в бездну холодной ненависти. Его любовь умерла, и из ее праха рождались совершенно неземные злые чувства.
— Пошли! — резко завопила молодая. — Я ухожу. Симон и остальные, идемте, и увидите, как я выигрываю пари.
Всей толпой они вышли из палатки. Полная яркая луна висела в небе, указывая дорогу прямо через луга, точно как пробор в жирных черных волосах Симона Лафлёра. Молодая, все еще державшая крошечного жениха на плече, ступая вперед огромными шагами, разразилась песней. Гости свадьбы плелись за ней следом. Некоторые двигались очень неуверенно. Гриффо, человек-жираф, печально пошатывался на своих длинных тонких ногах. Папа Копо в одиночестве шагал позади всех.
— Что за странный мир! — бормотал он, стоя у входа в палатку и взирая на них круглыми голубыми глазами. — О, с этими ребятами иногда так тяжело… так тяжело.
III
Со дня свадьбы Жанны Мари и Жака Курбе минул год. Цирк Копо снова остановился в Рубе. Уже вторую неделю крестьяне, жившие в милях вокруг, собирались на представление человека-жирафа Гриффо, гиганта Эркюля Гиппо, женщины-волчицы мадемуазель Люпа, мадам Самсон с ее удавами боа и знаменитого жонглера мистера Жегонгле. Каждый из них ощущал личную ответственность за посещаемость цирка.
