Академия нежити. Кафедра неприятных последствий | страница 44
С другой стороны, помирать так с музыкой.
— Не развалится? — опасливо уточнила я, хватаясь за край сидения.
— Сейчас и узнаем, — фыркнул Игнат, давя на газ.
Остановив зверь-машину где-то на краю мира, где не было ничего, кроме снега на многие километры вперед, Игнат пригласил меня «проследовать на выход». Безо всякого желания я и проследовала. Снег черпался в сапоги, ветер кидал в лицо снежные хлопья. Мы поднялись на невысокий холм, а затем спустились в низину. Невдалеке виднелись очертания городка: погасшие окна, одинаковые серые пятиэтажки. Удручающее зрелище.
— Пришли, — сказал Игнат.
В тот самый момент я и увидела пещеру. Она казалась непримечательной, но меня сковал страх, и только присутствие Игната помогло сделать шаг внутрь. По каменным ступеням, выбитым кем-то столетия назад, мы спустились в кромешную тьму. Я хотела зажечь энергетическое пламя, но не смогла высечь искру.
— Здесь не работает магия, — покачал головой Игнат и, достав из кармана смартфон, включил фонарик. Свет рассеялся по узким коридорам. Не посветлело, но стало проще идти, без риска шибануться о низкий потолок лбом.
Пещера казалась бесконечной. Мы сворачивали налево и направо, шли незнамо куда, но Игнат ни разу не остановился, чтобы свериться с какой-нибудь картой. Он вел меня к источнику силы, и уже отсюда я ощущала, как та сгущается под нашими ногами, как вибрирует магическими всплесками.
О, вот и Александр.
Я поежилась.
Мраморный гроб стоял на постаменте в пустом зале. Белый камень в темных прожилках сам источал легкий, почти незаметный свет. Защитное заклинание. Крышка казалась неподъемной, да у меня и не было желания её отодвигать, чтобы понаблюдать за спящим мертвецом. Это только в сказках в хрустальном гробу обнаруживается красавица, которую принц запросто целует; а в реальности скорее всего внутри ждет либо истлевшее тело, либо тело вполне себе сохранное, но пропахшее гнилью до костей.
— Как мрачно и пафосно, — усмехнулась, чтобы тишина не сдавливала виски. — Не хватает только эпитафии какой-нибудь, типа «Белоснежке от любящих гномов».
Игнат хмыкнул, но как-то безрадостно. Ему единение с гробом — и тем, кто лежал внутри — давалось нелегко. Я хотела дотронуться до него, чтобы подбодрить, но вместо этого мои пальцы коснулись крышки. Защитное заклинание как-то легко пропустило этот своевольный жест. Холодный камень, неживой, молчащий, как молчат все надгробия. Я смежила веки, надеясь узреть что-то необычное, но не увидела ровным счетом ничего.