— И у кого тут меньше?
— Я за просто так такие данные не выдаю, — и как хорошо, что они вновь были тут одни. Вообще, у бабы Светы был талант проникать в туалетную комнату, где находился всего один человек, чтобы его обходить со всех сторон.
— И что же вы хотите?
— Ну… сведи меня в ресторан. Когда были жив мой Сенечка, он каждый месяц водил меня в рестораны есть красную икру. Черную едят лишь мажоры, а он был простым слесарем. Но он так меня любил, хочу вновь молодость вспомнить, — и смахнула показательно слезы. Просьба женщины удивило Аркадия, но ради Оксаны он был готов вытерпеть даже бабу СВЕТУ.
***
Она надела лучшую блузку, лучшие штаны, накрасилась, причесалась. Была теперь не бабой, а истинной мадам приличного возраста, имеющей вздорный характер, но удивительную чуткость к людям. Она страстно пожирала молоденьких людей, неплохо понимала психологию и даже предсказывала, какая из пар расстанется, а какая доживет до первых подгузников.
Мадам даже захотела покурить, прямо за обеденным столом, потому как в ее голове крутились сцены молодости, в которой палило солнце, дымились и растряхивались сеновалы, как она крутила бедрами, как нянчила детей, работала, кормила их и провожала друг за другом в свободное плаванье, пока ни осталась одна.
Старшего сына сбил пьяный мотоциклист пару лет назад, второго убили в девяностых на перестрелках, третий сгорел от рака, а единственная дочь уехала в Израиль и почти не вспоминала мать. Оставалась у нее лишь крикливая, в меру прибухивающая невестка старшего сынка. Успела народить она от чужих мужиков. Забыла бы ее, если ни увезли ее с шизофренией. Так и осталась бабка одна с двумя дитятками, остальных забрали службы. Одному было десять, второму — двенадцать. Грустную повесть о женской доле наслышался Аркадий. Заказал неплохое шампанское, пили они под горе, чокаясь, пожевывая стейки и жаловались на жизнь, на бога, на людей.
— Да… тебя жизнь помотала не хило… За бывшую не переживай. Чую, ее нового хахаля другая уведет, с ней он только из-за бизнеса. Он еще тот лицедей, сожрет бабу, а твоего сына на помойку выкинет.
— Баб Света…
— А что поделать? И я была хреновым родителем, — вздохнула мадам, обливаясь горькой правдой. — Но что воспитали, то и пожали. Пацан без отца рос, ты был женат на бизнесе. Ни на жену времени не было, ни вел хозяйство, и там прогорел, и здесь. Хоть сам понимаешь ошибки-то?
— Да-да, — закивал человек, делая еще глоток напитка. — Но жалеть я больше не хочу. Любить тоже. Пусть живут своими жизнями.
