Встреча с каждым посетителем была для меня всегда долгожданной, хотя порой мне было очень щекотно от прикосновений и звуков, что я едва мог сдерживать смех, когда любезные посетители пытались сыграть на мне мелодии. Почти каждую неделю я расставался со своими старшими братьями и сестрами, которых увозили с собой улыбчивые посетители музыкальной мастерской. Я понимал, что там, за старой скрипучей дверью начинается настоящая жизнь музыкального инструмента – жизнь, полная чудес. Мечта о том, что и я когда-нибудь попаду в этот большой мир, стала для меня смыслом жизни в этой старой, но уютной мастерской. И потому я пытался понравиться, каждому посетителю, который брал меня в руки. Я старался звучать лучше, еле сдерживая смех от щекотки играющих во мне мелодий. Каждый посетитель был для меня долгожданным ключом к той заветной двери, за которую я когда-нибудь смогу выйти.
Меня брали в руки, но всегда клали обратно, но я не знал, почему так происходило. Что я делал не так в отличие от моих собратьев, которых порой даже при первой же встрече увозили в мир счастливой музыкальной жизни. Но я не отчаивался и старался дальше. Расставаясь друг с другом, мы, музыкальные инструменты, не грустили, а наоборот, лишь радовались за счастливчиков, и это придавало нам надежду тем, кто оставался еще пылиться на полочках.
Кстати, я никогда не понимал языка людей, которые к нам приходили. Для меня это был просто шум. Кто-то бормочет, кто-то громко кричит, но смысл их не понимал до одного момента.
Однажды, когда солнце сильно высушило воздух мастерской через маленькое старое окно, к нам внезапно приехала группа музыкантов из далекой страны. Судя по той непривычной одежде, что я привык видеть на обычных гостях моей мастерской, они были издалека. Словом, мы любили, когда в мастерской было много людей, и когда они одновременно играли с нами мелодии, мы могли наконец-то вдоволь пообщаться со своими собратьями. Это всегда было праздником, но который быстро и внезапно заканчивался с закрытием мастерской ровно в 9 вечера по Гринвичу.
Так вот, в этой группе, которая просто ворвалась, разрушив нетерпимую нами тишину, была маленькая девочка, и звуки, которые исходили из ее губ, впервые были мне понятны. Я сразу же услышал ее рассказ о себе, я понимал каждую ее мысль. Я заслушался ее теплым рассказом о жизни в неизвестном мне городе. И вдруг в этот момент меня взял в свои теплые руки незнакомый седой старик и начал играть со мной красивую мелодию. Я по привычке попытался сдержать свой смех, но все-таки из-за щекотки я выпустил громкий и неприятный свой смех наружу. Но, не заметив этого, я понял, что ее рассказ теперь стал литься из меня, дополняя нежное пение девочки, которая продолжала петь дальше вместе с седым стариком. Голос девочки стал еще более пронзительным и понятным для меня. Я дополнял ее голос, а ее голос наполнял меня. Она смотрела на меня своими ясными глазами и увидев этот взгляд, я подумал, что я сделал что-то не то и тут же с силой стал сдерживать свой смех, но почему-то в этот момент старик перестал играть, а девочка замолчала. И через секунду я перестал понимать их речь и увидел разочарованный взгляд старика. Он тихо, не спеша вздохнул и положил меня обратно. Тот момент, когда он опустил меня на полку, я не забуду никогда. Он улыбнулся мне и зажмурил один глаз. Потом он продолжил общаться с той чудесной девочкой на непонятном мне языке. Группа так же быстро, как и появилась, исчезла. В мастерской остались лишь летающие песчинки пыли, которые четко просматривались в луче закатного солнца, проникшего через маленькое окно.
