Козочка встала на кончики копытцев, вытянулась и положила холодную руку Нойко на лоб.
— Ты с ума сошел, Ной, — обеспокоенно прошептала она. — Ну какой мир, глупенький? Какие животные? Там нет ничего. Если бы было, Самсавеил не стал бы запрещать покидать остров. Там море.
— А за морем… за океаном…
— За чем? Ты бы поспал, цесаревич, — Аньель покачала головой. — Даже дети знают, что за морем ничего нет. Там мир кончается.
— Ничего там не кончается, — Нойко смахнул ее руку, отстранился и, перешагнув через выставленное копытце, пошел дальше.
— Даже меня учили, что туда нельзя. Ангелы-отступники улетали, и никто не вернулся! А тела некоторых потом море приносило, — козочка фыркнула и принялась обходить Нойко. Прохода он не давал, закрывая крыльями дорогу. — Даже меня этому учили, бестолковый ты сизарь! А ты император будущий, тебе точно об этом говорили. Ну?! — улучив момент, она ударила копытцем Нойко по голени.
Он тут же остановился.
— Да. Ева сказала, что ее пегас не выдержал дороги и умер посреди моря, дальше ее Самсавеил нес.
Аньель удалось, наконец, пробраться через крылья, и она снова встала перед его лицом.
— Это такая чушь, Ной, что у меня просто слов нет, — она разочарованно покачивала головой и даже не знала, что делать. Понятия не имела, а стоит ли вообще хоть что-то объяснять. Ну сумасшедший он, совсем лишенный логики и адекватного мышления, ну что тут поделать?
— Это не чушь! Ева не станет мне врать! — рявкнул Нойко и сжал кулаки.
— У-у… как там… «Тише, гром»? — усмехнулась Аньель и постукала копытцем об другое. — Ну ладно-ладно. Пегас сдох, Самсавеил донес. А тебя что, тоже Самсавеил на ручках понесет? — фыркнула она. — Или что?
— А вот этого я не знаю.
— Ты не только безумный, но еще и глупенький. Ладно, мечтатель-фантазер, пошли Люциферу твою искать, — Аньель махнула рукой и, развернувшись, зашагала по грязи в сторону границы с округом Медведя.
— … Повинуюсь воле твоей, Самсавеил, — просипел Райга и, когда священные воды схлынули с рук и высеченного символа яблока, осел на пол сам. Тело трясло, внутренний холод пробирал до костей, растрескавшиеся губы сочились кровью, высохшее горло ныло от каждой бесполезной попытки сглотнуть.
Желудок сводило от голода, ноги отказывались повиноваться после пяти суток без движения. Как вообще простоял — немыслимо.
Рухнула Тора, рукоять ритуального ножа царапнула мраморный пол. Кумо! Спиной упала, наверняка и головой ударилась. Еще бы, нити, удерживающие ее за руки, оборвались с завершением ритуала. Вообще чудо, что она выдержала пять суток вместо трех. Лишь бы и седьмую жизнь не потеряла от такой перегрузки. С нее станется…
