За окном шёл дождь. Он был и когда мы ехали сюда, лишь на какое-то короткое время прекратился, как раз когда мы прошмыгнули в дом.
— А погодка-то не радует, — вздохнула я и снова позвала, на этот раз погромче: — Арне! Где ты?
Я быстро прошла в гостиную. Хм, тоже никого. Не мог же он уйти, в конце концов. Или у них тут звукоизоляция такая, что могу во всё горло распевать песни Dzidzio, а мне только улыбнутся и скажут: «Какая ты талантливая!»
Я уже думала выскочить на улицу, но накрапывающий дождь разубедил. Поэтому быстро поднялась по деревянным ступенькам на второй этаж. Так, тут вроде бы четыре комнаты. Дверь одной выглядит вполне прилично, наверное, младший брат живёт. А вот в конец коридора лучше не ходить, ибо там… окно кирпичом заложено, куча каких-то ящиков, да и с потолком определённые проблемы. Ремонт, в общем, нужен.
Но Пожидаеву бедламом не испугать, и я всё же решила подойти ближе. Любопытство — мой порок, но если оно почти любознательность, то сразу не порок, а интересное качество.
— Да уж, ребятки, захламили, — пробормотала я под нос. — Это же надо было так. Будто не часть этого дома вовсе.
Так, вроде бы ничего особенного, надо спускаться.
Неожиданно мне на плечо опустилась чья-то рука и до боли сжала. Шею и спину обдало ледяным воздухом, и я почти закричала от резко накатившего липкого ужаса.
Время превратилось в прозрачный мёд, густой и безвкусный. Только сковывающий все движения и мысли. Я вмиг ощутила себя маленькой и совершенно одинокой. Девочкой, которая забрела в тёмный и жуткий подвал, и не смеет обернуться, потому что за спиной стоит чудовище из её самых страшных снов.
— Полина, — выдохнуло оно.
И вдруг я осознала, что в голове нет ни шипения, ни хрипения, ни жуткого скрипа… ничего такого, что должно вводить в дрожь и буквально валить впечатлительную девушку с ног. А вспомнив про свою любовь к штангенциркулю, бите и мотоциклам, тут же взбодрилась и смело обернулась.
И тут же во рту пересохло. Передо мной стоял незнакомец. Высокий, широкоплечий, в белой рубахе и светлых брюках. Его кожа была бледнее моей. Если бы кто-то там, наверху, решил создать людей из снега и света, то именно так выглядели бы снежные творения. Правильные черты лица, ни малейшего изъяна, будто не живое существо, а мраморная скульптура. Глаза… ох, арктический лёд такого глубокого синего оттенка, что смотришь — и голова идёт кругом. Прямой нос, губы плотно сжаты, словно он не привык улыбаться. Волосы тоже не уступают снегу — белые-белые, даже с каким-то серебристым отливом. Стильная стрижка, кстати, с выбритыми висками, более длинными прядями, аккуратно зачесанными назад. И взгляд… смотрит так, будто нашёл самое дорогое сокровище на свете. При этом одновременно не может решить: спрятать это самое сокровище немедленно или чуть-чуть попозже.
