— С Надькой всё в порядке?
— Что с ней станется, с твоей Надькой, — физиономия кума на миг становится испуганной, точно он сболтнул лишку, — Уже в Управлении, у Папы. Ломилась к нам, типа мы все — одна большая семья, так её выпихали взашей. Плакала, дура. Особенно, как тебя увидела: покойник-покойником.
— Надо будет обязательно показать Папе этого чёрного урода, — бормочу я. Воспоминания о драке просачиваются понемногу, словно на пути потока памяти кто-то установил прочную дамбу, — Это же надо. Никогда такого не видел раньше.
— Никто не видел, — сумрачно вздыхает Молчанов и вновь лупит себя по ладони, — Подробно Папе расскажешь. Ты то запомнил побольше нас, обоих.
— Что значит: расскажешь?
Мы долго и пристально смотрим в глаза друг другу. Потом Фёдор яростно скрипит зубами. Ход машины становится тише, и она начинает маневрировать. Кажется, мы почти прибыли.
— То и значит! Много пропустил. Когда тебя, с Егором, начали грузить в этот катафалк, с неба вертушка — плюх. А внутри — Пётр Антонович Егоров, собственной персоной. И с ним эта — твоя Настя. Предписанием, мудак, тычет: изъять записи видеонаблюдения за операцией. Забрали их, загрузили чёрную тварь и сдрыснули. Я как Папе сказал, думал он на говно изойдёт. Сказал, что надо было сожрать, но этим козлам не отдавать.
— Надо было.
Автомобиль останавливается и медик, прикрыв трубку ладонью, кивает на открывающуюся дверь.
— Вы — двое — на выход. Громов.
— Да.
— Как освободишься, подходи в медблок. Сделаешь пару-тройку анализов. С начальством согласовано.
Охранники на входе и прочие зеваки на этажах смотрят на нас достаточно странно. Впрочем, странным это кажется лишь до того момента, пока я не вспоминаю, где нас носили черти и на что мы, оба, похожи. Точнее — я. Фёдор успел почиститься и теперь его костюм просто грязен. На мне же болтаются ошмётки паутины, темнеют пятна крови чёрного Альфы и ещё какая-то непонятная дрянь. Кроме того, смрадная дрянь, в которой мы едва не утонули, определённо не ароматизирует воздух вокруг. Просто — няша, как сказал бы Вареник.
Не в пример нам, Надя, ожидающая под кабинетом Папы, выглядит настоящей красавицей — примером для подражания. Впрочем, пример тут же бросается нам на шею, причём с таким энтузиазмом, словно собирается задушить. И со мной у неё почти получается. Фёдор выжидает некоторое время, пока меня тискают и лобызают, а потом тихо ворчит:
— Кротова, ты поосторожнее, его только на ноги поставили.
