Аптечка Фёдора превратилась в мешанину пластика и стекла, когда он таранил стену. Поэтому обезболивающее Егору колю я. Потом мы подхватываем бойца под руки и ковыляем к двери, останавливаясь, чтобы осмотреть поверженного Альфу.
Тварь мертва. Окончательно и бесповоротно. Широкая грудь перестала вздыматься, а неистовый свет в глазах погас, обратив их в мутные ледышки.
— Надо бы забрать, — бормочет Фёдор, — Никогда такого не видел. Даже на фотках.
— Сильно головой ударился? — интересуюсь я, — Давай ещё вернёмся и пару паучков прихватим. Их я тоже ещё не видел. Пусть учёные дармоеды жопы свои поотрывают от кресел и сами трофеи собирают. Поволокли этого бегемота.
Когда мы останавливаемся у двери, и я принимаюсь бить ногой по ржавому засову, Молчанов внезапно поворачивает голову и некоторой тревогой в голосе говорит:
— Лёнь, слышь, а что это было?
— Что было? — я хекаю, засов поддаётся и зазвенев, слетает на пол, — Фух, ты о чём?
— Как ты этого муденя лупил, — я уже тяну было дверь на себя, но останавливаюсь и смотрю в прищуренные глаза командира, — Я уже успел немного очухаться и…Чёрт побери! Я тебя почти не видел, так ты быстро двигался. Быстрее, чем грёбаный Альфа!
— Я же сказал: башкой ты сильно приложился, — дверь распахивается, и мы вываливаемся в тёмный длинный коридор, — Когда меня по затылку лупят, я и не такое вижу.
В лицо веет свежий влажный воздух, а наушники начинают тихо потрескивать, понемногу пропуская смутные тени голосов. Пока ещё невозможно разобрать, о чём идёт речь, но чем ближе следующая металлическая дверь, тем чётче становится речь. Глухое бормотание мало-помалу обращается оживлёнными переговорами.
Кто-то отступает, подбирая трёхсотых, причём, один — тяжёлый; где-то рухнуло перекрытие и дальше идти нет никакой возможности. Потом — скороговорка отчёта о начавшемся бое и холодные советы координатора о переброске усиления. Прорывается Папа и спрашивает, нет ли информации о группе Дьявол. Про нас спрашивает. Надежда рапортует, что колодец, куда мы опустились, наполнился водой. В голосе лейтенанта звучит глухое отчаяние.
А мы — живы! Оп-па!
Впрочем, настроение у всех — далеко не радостное. Егор шипит, что у него раскалывается башка, Фёдор просто выглядит бледным, точно его прихватила лихорадка, а я ощущаю возвращение молотобойцев, причём каждый их удар сопровождается вспышкой боли в глазах.
— Смотри, — внезапно говорит Фёдор и обернувшись я вижу, как следом за нами поднимается поток мутной жидкости, — А я ещё думаю, откуда вонь…
