«– Обидно? Пожалуй. А ведь ожидал оваций, привык уже к успеху своих произведений. Ничего, зато можно быть уверенным, что в будущем мои «Записки о Гражданской Войне» станут если не классикой, то где-то рядом. Хотя бы как пример первого архивного детектива»
* * *
– … завершили расследование, – устало сказал жандармский ротмистр, придя лично в камеру, – нашлись кое-какие интересные факты. Словом, можете подать апелляцию на досрочное освобождение, мы вас поддержим.
– Предатель?
Ротмистр сделал каменное лицо, но потом вспомнил о дружбе попаданца с Людвигом и на лице жандарма явственно проступило:
«Всё равно Его Величество проболтается.
– Не предатель, он всё-таки не государственный чиновник и не пытался вести вербовку или разведывательную деятельность. Агент влияния[139], если выражаться новомодным манером. Следы ведут в Пруссию, но слишком уж явно.
– А перелопатить контакты редактора дело почти безнадёжное, – понимающе кивнул Фокадан, – благодарю вас, ротмистр.
Апелляция прошла успешно, выпустили Алекса всего через день.
– Как хорошо работалось… – пробурчал он чуть громче, чем следует, с тоской оглядываясь на здание тюрьмы, – извозчик! Во дворец!
Отношение к Фокадану после дуэли изменилось. Если раньше он виделся окружающим провинциалом из Америки, то ныне – дикарём из Америки.
Реальные истории, вроде отрезанных у бандитов голов, переплелись с байками газетчиков. Один из слухов изрядно напугал самого Алекса, пока не понял, что говорят о нём, а не о неведомом маньяке, обитающем во дворце.
Как ни странно, отношение к Фокадану стало теплее. Бавария далеко не так милитаризована, как Пруссия, но и здесь отношение к армейским самое почтительное. Дуэль же вроде как подтвердила тот факт, что попаданец настоящий военный.
Выверты местной логики Алекс понял смутно, скорее чувствами, чем разумом. Почему-то большее уважение у баварцев вызывала не сама дуэль и даже не то, что она была несколько экзотической.
Городской парк в качестве места для поединка, и его открытость, когда в качестве зрителей присутствовали посторонние люди, создали репутацию редкостного отморозка. Или рыцаря без страха и упрёка, в зависимости от точки зрения. Впрочем, рыцарского мотива придерживались немногие романтики и экзальтированные[140] личности.
Рассказывать же, что формат поединка и его последствия просчитаны и полностью оправдались, Фокадан не стал. Пусть лучше считают психом, способным за оскорбление отрезать голову, чем человеком, способным хладнокровно совершить убийство.
