По прозванью человеки | страница 2



Своё, пусть даже эфемерное,
но не дающее пропасть;
нашли надежду,
чтоб не хмуриться,
дворцово-шалашовый рай…
А мне остались лишь Кустурица,
Озон, Ван Зант и Стивен Фрай.
Те, в ком нуждался,
те насытили
иными встречами сердца…
А я
прошёл по классу зрителя,
фантома,
тени без лица.
Надеющийся,
но скрывающий
свои мечты, как пьяный бред,
я всё ещё
ищу товарищей
на цвет и вкус.
На вкус и цвет.

Обрывки юности

О, юность! Праздный хор надежд.
Невнятный стиль. Нечёткий слог.
Сплошной винительный падеж.
Сплошной страдательный залог.
Листок тетрадный. Гладь стола.
Набат часов и пыль в углу.
Она ушла, ушла, ушла…
Осколки жизни на полу.
Всё необъятное — объять.
Любой этюд — играть с листа.
Оценка «кол». Оценка «пять».
Посередине — пустота.
Читать — прожорливо, подряд,
с упорством виноградной тли:
Аксёнов. Кафка. Дюрренматт.
Вийон. Айтматов. Харпер Ли.
Чужая дача. Стол. Камин.
Четыре пары. Плед. Паркет.
Про капюшон поёт Кузьмин.
За ним Макар: «…не меркнет свет…».
В ТиВи всё те же, без замен.
Обломки цели. Пир горой.
Политбюро понурый член
(по возрасту — Рамзес Второй).
Нагрузка. Комсомольский рейд.
Общага. Бедность. Голоса.
Измятый постер группы «Slade».
Девицы. Водка. Колбаса.
И всё. Затмение. Обрыв.
Сознанье. Долг. Рутина дел.
Баюкает подводный риф
обломки древних каравелл.
О, юность, вечная игра,
который век, который год…
И послезавтра — как вчера,
как сотни лет тому вперёд.

Ненаписанное письмо

Понимаешь, дружище, я писем давно не писал;
оттого — как спортсмен, что не в форме и растренирован.
Потихоньку старею, хотя притворяюсь здоровым,
и душа, как всегда, одиночества верный вассал;
в географии жизни заметней всего полюса,
даже если сидишь под отменно протопленным кровом.
Это раньше пространство делилось на «здесь» и на «там»,
и лежали по полкам критерии точной оценки —
всё ушло в «молоко». По поверхности плавают пенки.
Онемел призывающий к радостям жизни тамтам;
но «Титаник» плывёт вопреки окружающим льдам,
хоть устал капитан, для которого нет пересменки.
Был комплект: и страна, и весна, и бутылка вина,
и пошло б на три буквы предчувствие бед и печали…
А сейчас — со смущённой ухмылкой великого Чарли
вечер пятницы делит окрестности времени на
Рай и Ад, и граница меж ними почти не видна.
Всё намного тусклее, чем это казалось вначале.
Неполадки в душе беспокоят, как ноющий флюс…
Амплитуда её от проклятий возносит к прощенью.
А с довольством собой по соседству — к себе отвращенье —
то, в котором себе я так часто признаться боюсь.
Ощущение мудрости — это, конечно же, плюс,