Неведомая сила заставила Тху-ва разжать пальцы и вложить в ладонь лекаря голыш. Морридаи сразу убрал камень в карман накидки.
- Мы обещали, что не возьмем с тебя никакой платы, но ты презрел наше гостеприимство и обокрал нас.
Губы лекаря шевельнулись, и Тху-ва почувствовал, что чужое имя покинуло его грудь так же, как силы бестии ушли с камнем.
- Ты не был бессилен... ты не сможешь понять...
- Не смогу, - согласился Керай, - а еще - я никогда и не крал.
Беглец сел на песок и закрыл лицо руками. Пустоту внутри шамана начали заполнять отчаяние и горечь. Он сгорбился, смотря на морридаи из-за пальцев, и по морщинистым щекам покатились слезы. Это было то самое ощущение всепоглощающего одиночества, которое он чувствовал тогда, сидя напротив Вежека у костра.
Лекарь скрестил на груди руки.
- Было бы нечестно наказывать тебя, - Керай задумчиво склонил голову набок. - Мы спасли тебя только затем, чтобы заманить Хатай-ле в ловушку, но... Скажи, найденыш, ты чувствуешь внутри себя пустоту?
Из груди вора вырвалось сдавленное рыдание; он часто закивал.
- Морридаи называют ее Безымянной, - лекарь присел на корточки возле шамана. - Смогу ли я тебя понять?.. Нет. Помнишь легенду, которую рассказывала Сатхи? Танцующий сотворил го, и у Него больше не осталось ни шерсти, ни чешуи, ни перьев, ни клыков, ни когтей.
- Но потом... Разве потом он не создал вас? - запнувшись, спросил Тху-ва.
- Из чего?
Резкие черты морридаи напоминали маску, и змеи, затаившиеся в тенях под бровями, лишь усиливали сходство с древним кумиром. Шаман размазал слезы по пыльному лицу и сжал губы. Догадка прокралась в его мысли, заставив зрачки расшириться от страха.
Керай невесело улыбнулся:
- Танцующий сотворил нас из Нее - из Пустоты. Поэтому нас так боятся бестии. Поэтому мы так хорошо слышим имена. Имена наполняют нас чувствами и воспоминаниями - делают по-настоящему живыми. Только представь, как нам хочется хранить в себе побольше имен. Однако мы не воруем их, Тху-ва Ахес-хар.
Шаман глубоко вздохнул, надеясь проглотить произнесенное лекарем имя, но оно и так послушно втекло в Тху-ва через распахнутый рот. Звучание мгновенно вытеснило и горечь, и отчаяние - остались только подавленный гнев, страх и стыд. Стыд за то, что украл. Стыд за то, что не смог сбежать и был наказан. Стыд за собственную слабость.
- Я не хочу больше тебя видеть, найденыш, - вздохнул Керай, выпрямившись. - Уходи из пустынь. Уходи, пока моя сестра не бросилась в погоню. Видит Танцующий, у нее не такое доброе сердце, как у меня.
