— Да, — коротко ответил я, думая уже о другом. Весь благостный вид убитого монаха говорил о том, что он не чувствовал опасности, а значит был со своим убийцей хорошо знаком. А с кем мог быть знаком монах, практически не покидающий пределов монастыря? Правильно, только с такими же монахами! Не монастырь, а змеиное гнездо!
— Но.… но он мог оказаться там совершенно случайно! Может быть, он хотел остановить преступника! — вскинулась неуемная монашка. — Ведь похищенный предмет рядом с ним не нашли!
От такого любой бы закатил глаза, но я удержался. Остановить преступника четками и молитвой?!
— Разумеется, не нашли. Ради чего тогда второму преступнику убивать сообщника? — глупый разговор, а ведь впереди был еще допрос всей монашьей братии.
Как только наша процессия, наконец, достигла жилища настоятеля, я передал тело погибшего экспертам, чтобы те записали возможный остаточный магический след, а затем отправили в Управление. Сам же взялся за дела монахов, безропотно переданных мне главой обители. Чтобы не терять времени, просмотр дел я совместил с допросом, поочередно вызывая в кабинет настоятеля обитателей монастыря. Типичные для всех вопросы — когда и где был, когда и где видел брата Наира — перемежались просьбами высказать свое мнение о личности убитого, а также вопросами личного характера, почерпанными из дела, которое я быстро пролистывал, отмечая самые важные моменты.
Всего монахов в обители оказалось — О, ужас! — восемьдесят семь, и с каждым предстояло поговорить и вывести на чистую воду. Раздражаться я начал с первых же секунд. А все из-за того, что осчастливленной оказаться в мужском монастыре монашке взбрело в голову устроиться прямо за моей спиной. Видимо для того, чтобы лучше видеть недоступные доселе объекты из противоположного лагеря. С началом допроса мое раздражение не утихло, а наоборот, начало нарастать как снежный ком.
Судя по ответам монахов каждый второй метил в святые, а остальные уже считали себя таковыми. Вся суть допроса сводилась к следующему:
— Где и когда были в течение дня?
— У себя в келье, молился за благодать Единого, потом перешел в молельный дом и там тоже молился.
— Где и когда в последний раз видели брата Наира?
— Не помню. Мои мысли всегда прикованы к созерцанию отражения Единого.
— Что скажете о брате Наире?
— Единый не позволяет нам судить наших братьев.
И так более чем шестьдесят раз, с небольшими вариациями на тему исполнения монахами различных бытовых обязанностей, на которые те отвлекались в перерывах между молитвами. Ничего толкового пока выяснить не удавалось. Брат Наир целыми днями усердно молился, как и все остальные, отличался тихим нравом и благолепием. В том, когда братия видела своего товарища в последний раз, тоже точности не было. Одни говорили, что вроде как видели того во время утреннего молебна, другие сомневались, а пятеро монахов, вообще, ответили отрицательно. Ко всему прочему стоявшая за спиной монашка на каждый такой ответ злорадно шептала мне на ухо: — Вот видите! Видите?!
