Руки сжались, скользнули ниже, к талии, обхватывая, придерживая, притягивая ближе, дыхание грубело, становилось ясно, что просто так отпускать ее не собирается, что сейчас поцелует, и тогда ноги совсем откажут, и голова, а тело уже предало, уже дрожит, уже сжимается, уже готово, и что это вообще такое, и как такое вообще может быть, и…
Но тут Марина, каким-то чудом сумев отвести взгляд от его лица, увидела в витрине салона Пашу, отчаянно сигналящего и указывающего на вторую дверь, выходящую прямо на стоянку. Марина с огромным трудом заставив мозг включиться в работу, поняла, что Евгения на подходе, и Паша пытается спасти ее от штрафа.
Ужас от мысли, что сейчас директор застанет ее обнимающейся в рабочее время со строителем, мгновенно отрезвил, и Марина дернулась, пытаясь высвободиться.
- Мне идти… - Забормотала она умоляюще, понимая, что не отпустит он ее просто так. Что ему до ее проблем! - Директор сейчас…
- Золушка, ты не убегай больше, - он немного разжал объятия, обозначая намерение отпустить, но все еще придерживая, - я там в карман тебе номер сунул, позвони, как освободишься, я тебя подхвачу.
- Нет, нет… - Марина опять рванулась, нервно оглядываясь на двери, в которых вот-вот должна была появиться Евгения, - я не могу, я не…
- Без вариантов, малышка, это без вариантов. - Руки опять сжались крепче, взгляд стал жестким и серьезным.
Олег придержал ее подбородок, заставив смотреть в глаза, не отрываясь.
- Без вариантов. Я встречу. И чтоб никаких других…
Марина же, поглощенная только тем, чтоб побыстрее вырваться из его рук, кивнула, постаравшись не ежиться от внезапного холодка по спине. Слишком уж взгляд у него был… Тяжелый. Обещающий. Предостерегающий.
Он еще секунду постоял, потом едва заметно качнулся, словно хотел поцеловать, но Марина отпрянула. Поцелуй на глазах у коллег - это вообще несмываемое пятно и предмет пересудов до конца ее работы здесь.
Олег, наконец, разжал руки и с видимым сожалением отпустил свою добычу.
Марина побежала на рабочее место, скользя по гладкому плиточному полу и не оглядывась, всей душой надеясь, что эту сцену, кроме Паши, никто не наблюдал, и что директор еще не пришла.
Будоражащие воспоминания о жадных прикосновениях, тяжелом подчиняюшем взгляде, о своей кроличьей, блядской беспомощности перед ним она убрала как можно дальше, в темный закуток мозга, где и надеялась их похоронить.
И домой пораньше отпроситься.
Потому что опасалась, что он может ждать у входа в конце смены.
