Она, ужом проскочив под рукой у некроманта, упала мне на грудь, повалив на спину. Тело поприветствовало землю глухой болью.
— Ты знаешь его?.. — выдавила я, крепко прижимая руку ко рту и борясь с первыми позывами вывернуть содержимое желудка.
— Ты права, — после секундных размышлений кивнул он. — После такого разговоров с Инквизицией тебе не избежать. Лошадь необходимо забрать. Пойдем… Надеюсь, сегодня Крелорс не явится по наши души.
Когда мне виделось, что я уже достаточно освоила один из череды однотипных уроков, где мертвец должен был выполнить то или иное простое действие, как кости рассыпались под дрогнувшим потоком силы, а некромант посмотрел на меня с укоризной.
— Иди домой и ложись спать. Следующую ночь тоже пропустим. Увидишь, отдых окажется эффективнее любой тренировки. У меня нет цели сделать из тебя гуля, а именно к этому мы и придем, если ты и дальше продолжишь так над собой издеваться.
Аура незнакомки была вполне человеческой, только при этом очень слабой, словно бы она долго болела.
После светских разговоров и щебетаний про бархат и парчу, ночью я пробиралась к конюшне, каждый раз умоляя всех богов сделать так, чтобы там не оказалось Ивена. И пока что боги слышали мои молитвы, и я беспрепятственно уезжала на встречи с некромантом.
— Милая, что такое? Спина болит? — с удивлением произнесла маменька, замирая с полузакрытым веером в руках.
Я вышла из своей комнаты полностью готовая к торжеству, но не успела стереть с лица выражение, вызванное болевыми ощущениями.
Я уже прошла примерно больше трети лабиринта, когда услышала доносящийся через кустарник голос, показался мне до боли знакомым.
Она отвлеклась всего на несколько мгновений, чтобы поставить по одному достаточно сухому поцелую на каждую щеку сначала мне, затем моей маменьке, а потом вновь вернулась к своему напряженному занятию.
Тем временем новоприбывшая парочка, совершенно не подозревая, что едва не вызвала своим появлением самую настоящую катастрофу, уже перестала раздавать приветливые улыбки и остановилась. Отис чуть наклонился и что-то зашептал спутнице в аккуратную нежную раковину ушка. Его губы, казалось, были слишком близки к ее бархатной коже, и я, вспыхнув, попыталась заставить отвести себя взгляд, но не могла это сделать, словно было крайне необходимо и дальше себя мучить.
Один из них, отец Элины, с седой головой, расплывшейся фигурой, но с живым блеском в глазах, пребывал в сильном волнении. Он не мог стоять на месте, и, заложив руки за спину, чуть покачивался на пятках, как будто это действовало на него успокаивающе.
