Когда дорога становится ровненькой и без выбоин, я понимаю, что мы приехали. Открываю глаза, нехотя выбираюсь из теплого прогретого салона на улицу, где столбик термометра опустился до нуля. Накинув на голову капюшон быстро поднимаюсь к дому и оказавшись в прихожей ещё долго не могу унять дрожь.
Злость во мне разрастается с каждой новой мыслью. Прямо сегодня сообщу Тахирову о своем намерении переехать, предвкушая его лютую злость, ведь я осмелилась не подчиниться ему. Но я теперь сама по себе, больше не нуждаюсь в нём и его помощи.
***
— Нет, ничего, — отвечает Рустам. — Хороший был вечер.
— Совсем забыл сказать, — слышу его низкий голос себе в спину. — Мне нужно улететь по делам. В стране меня не будет, но если у тебя возникнут вопросы, то ты всегда сможешь обратиться к Виктории.
— Познакомься, это Дамир и его супруга Анна, — произносит Рустам, и я вновь бросаю взгляд на пару.
— О, Валерка приехала, — отец раскрывает глаза и улыбается своей неидеальной улыбкой с насквозь прогнившими зубами. — Здравствуй, доча.
После того, как мне сообщили об аварии я просто выла в подушку. Затем сидела у окна на подоконнике и тоже выла. Пила кофе, молчала и не переставала думать о Тиме и его страданиях. И бесконечно выла, потому что слёз больше не было. А сейчас перестала убиваться и это угнетало меня, но ненадолго. Я знаю, что Тимур бы обрадовался, если бы узнал, что я не страдаю так сильно как раньше. А он знает. Наверняка знает.
— Привет, пап, — подавляю в себе раздражение и подхожу к холодильнику. — Я привезла продукты с запасом. Не уверена, что смогу приехать к тебе в ближайшие две недели, поэтому оставлю ещё немного денег. Читать лекции о том, что тратить их нужно исключительно на еду не буду. Захочешь — подохнешь с голоду. Нет — сам знаешь, что делать.
— Где ты так долго ходишь? — возмущается Ирина, показавшись в прихожей. — Рустам Ильдарович несколько раз о тебе спрашивал.
Я киваю и хочу поскорее уйти к себе в комнату.
— Мне в роддом скоро, пап, — произношу со слезами на глазах.
Они уходят и всё волшебство сегодняшнего вечера тут же рассеивается. Я натыкаюсь на взгляд Рустама и сразу не пойму, что он означает. Удивление или насмешку? В любом случае он мне не нравится, и я стаю вновь похожа на ёжика с длинными колючками.
— А почему не приедешь? — в голосе отца проскальзывают раздражительные нотки.
Он вообще меня не знает. Для него я застряла в возрасте десяти лет. До сих пор всё та же девочка с тоненькими косичками и мелкими веснушками на лице.
