— Шкура мыслит как шкура. Не всё в этом мире решается за деньги. Нет, мы несём нравственность в массы абсолютно бескорыстно.
— Что?
Блич хотел было извиниться перед Эрет, но тут увидел их обоих в зеркале и засмеялся. Эрет странно посмотрела на него, потом в зеркало, и захохотала. И, правда, сцена из комедии.
— Как ваш замок, милая Джет? Строится?
Дети очень старались, но периодически не попадали в такт. В отличие от центрального человека в оркестре, темноволосого мальчугана лет восьми. Он играл на виоле и играл великолепно. Не «для своих лет» великолепно, а просто великолепно.
Блич охотно поверил, что ему не стоит этого видеть, и, поцеловав Эрет, убежал, не оглядываясь.
— Ваше высоче... господин, это опрометчивый шаг. Одно дело — спать с продажными, другое...
И знайте, я не убийца. Я не Безжалостный.
— Но принц Лар...
Девушки заинтересовались, что за закон. Чернеш со смелостью обречённого поведал, что его организация хотела предложить герцогу принять правило пожизненной стерилизации с помощью колдовства, оплату услуг волшебников возьмёт на себя «Нравственность», всех продажных и ещё нескольких категорий подданных.
— Блич, что ты несёшь? Какие «наши дети»? Не нужна тебе такая, как я, забудь. Ищи себе нормальную девушку, когда разведёшься с этой своей, супружкой из колыбельки, а меня тебе рано или поздно придётся забыть.
Найрус заснул. Брызги крови иногда попадали ему на лицо, но он не просыпался. Лишь бормотал:
— Ни слова о нравственности! — вспылила привратница. — На нас много грехов, а у кого их нет, но на большинстве нет крови. А на тебе кровь десяти человек! И сотни покалеченных жизней. Ты не увидишь рассвета, Чернеш, так что, зря скалишься.
Привратница вышла к девушкам, и они стали обнажаться. Чернеш сразу осклабился.
Блич смочил платок в декоративном фонтанчике и приложил к носу, но быстро понял, что если здесь и, правда, заразный воздух, он уже получил свою порцию.
— Папа! Мама! Бабуля с дедулей! Они живы?
* * *
— Мог бы и разорвать, я бы не обиделась. Всё равно хотела от него избавиться — там что-то с застёжками, его сложно снимать. Оно дармовое — по карману потеря не ударит.
Кажется, до Чернеша дошло, что избиением не ограничиться. И тут он заметил одно лицо мужского пола, и решил, что в нём спасение.
— Да, это я. Ломаем жизни — рушим судьбы. Кто-то против?
Эрет, казалось, сейчас станет плохо от смеха. Но смеялась она искренне и по-доброму, поэтому Блича это не задевало.
