— Мелковата, — покачала головой. — Давай, давай, скидывать тряпки.
Бедняжка трясущимися руками сняла платок, потом платье и осталась в одних льняных штанах.
— И как я тебя смотреть? — встала руки в боки.
Пришлось и штаны снять.
— Лезть на стол, — кивнула в сторону того самого деревянного стола.
Эйва забралась куда велено и сразу опустила голову. Сейчас стало так стыдно, так гадко. Орчанка в свою очередь подошла и принялась осматривать. Для начала прощупала всю, особенно в области живота.
— Бедра хорошие. Теперь ложиться и ноги разводить в стороны. Самец был?
— Что? — посмотрела на нее с непониманием.
— С мужчиной постель уже делить?
— Нет.
На что Садат принялась бормотать что-то на родном языке да головой качать.
— Не трястись, — положила большую морщинистую руку на низ живота.
Но не дрожать не получалось. К счастью, осмотр закончился быстро, правда, после оного внизу все неприятно заныло. А из-за страха голова закружилась, что с первого раза даже встать не смогла.
— Все, одеваться.
И пока Эйва одевалась, Садат вышла к Фарате, орчанка стояла с непроницаемым лицом, руки как всегда заложила за спину.
— И чего ты от нее хочешь? — зажмурилась от яркого солнечного света, отчего и без того морщинистое лицо стало еще морщинистее, старее.
— Это ты мне скажи, чего от нее можно ждать.
— Ничего хорошего. Девка не сдюжит. Мелкая она.
— То есть, нашего мужчину принять не сможет?
— Если только мужчина этот будет с ней ласковее замура. Подготовит, успокоит, расположит к себе и возьмет очень аккуратно. А, насколько мне известно, от Кархема такого ждать не приходится. Он своих подстилок треплет как тролль добычу. Тебе ли не знать.
— Знаю, да, — кивнула на выдохе. — Значит, негодна.
— Она же в служанках сейчас?
— Угу.
— Вот пусть в них и остается. Собой-то хороша, даже мне приглянулась. Но…
— Я поняла. Спасибо, Садат, — и уж было хотела отправиться за Эйвой, как остановилась. — А если ее самим подготовить? Невинности лишить, а потом самца подослать подходящего? Её вида.
— А толку? Ну, раз с ним поспит, ну два. Наши мужчины все равно крупнее и грубее. Или ты забыла, сколько самок полегло за пределами чертогов? Оруки с ними не церемонятся. И я против такого, да только кто нас слушает. Уже какое поколение держат этих наложниц, словно своих красавиц мало. Дурачье!
— Ну, все, все, завелась, — закатила глаза под лоб.
— Не так, хочешь сказать?
— Так. Но то когум (закон).
— Блажь это, а не когум.
— Ладно, нет у меня времени слушать твоё ворчание. Где там девчонка? — и скрылась в тени коридора.
