Роуз от волнения соскочила с кровати и закружила по комнате.
Она нашла то общее, что связывает Анвера и Петра! Если они — Бахриманы, то становится ясно, почему жрецы ненавидели женщин! Проводя своих избранниц через портал, мужчины Сулейха, в конце концов, становились зависимыми от них. Сколько нужно переходов, чтобы стать рабом женщины? Два? А если больше, что ждет Бахримана? Смерть?
Роуз вспомнила о невзрачной на вид траве-бессет, что растет на Иберских островах. Однажды во время тайного посещения цирка, она стала свидетельницей, как забился в судорогах татуированный ибериец, но глотнув остро пахнущий отвар, тут же пришел в себя. Петр объяснил, что островитяне, все как один, зависят от бессет, хотя трава постепенно убивает их. Они не могут противиться тяге, поэтому жуют траву, добавляют в еду и напитки.
Неужели жрецы убивали матерей своих сыновей, боясь попасть в зависимость? А дочери? Девочки тоже делали отцов рабами?
Вдруг огонь в одном из светильников, что оставались зажженными на ночь, мигнул и погас. Роуз, удивившись, замерла. Странно. В комнате не чувствовалось никакого движения воздуха, занавески на открытых окнах не шевелились. Когда погасла вторая лампа, принцесса съежилась от страха и отступила за полог.
Между тем, лунный свет становился ярче, и вскоре уже слепил Роуз.
— Боже, что это? — только успела произнести она, как через разрастающееся серебряное кольцо в комнату шагнул человек.
— Дитя, не бойся меня, — произнес он голосом, выдающим в нем старика. — Я пришел поговорить о Петре.
— Кто вы? — еле смогла выговорить Роуз. Ее горло мгновенно пересохло от страха.
— Друг.
— Вы прошли сюда дорогой Бахриманов, — догадалась Роуз, сглатывая комок. — Значит, вы жрец.
— Поверь мне, и среди Бахриманов могут быть друзья.
— Не верю. Петр казался другом, но в один прекрасный день выкрал меня и держал в заточении, — запальчиво парировала Роуз, вытирая вспотевшую ладонь о рубашку. — Так поступают друзья?
— Друзья так поступают, когда у них нет другого выхода.
Старик шагнул в сторону Роуз, но она отступила за полог.
— Остановитесь, иначе я закричу, — дрожащий голос выдавал ее сильное волнение.
Жрец умиротворяюще поднял руки:
— Я уйду так же, как пришел, но ты, милое дитя, останешься в неведении о том, что стала пешкой в чужой игре.
— В чьей игре? Петра?
— Нет, Лолибон. Она наш враг, — старик, кряхтя и не сходя с лунной дорожки, сел на пол, застеленный толстым ковром. Роуз осталась стоять за пологом, придерживая его рукой, чтобы видеть жреца.
