Таков эффект некоторых глобальных мероприятий (здесь дан далеко не полный их перечень), призванных перевести аграрное производство на индустриальные рельсы.
Почему все эти мероприятия заканчиваются провалом? Только лишь потому, что в основе их лежали технически ошибочные решения? Где искать объективный критерий их правильности?
Что лучше: кукуруза или горох, плуг или безотвалка, стационарный ток или комбайн?
Как нам представляется, хуже всего то, что на все такого рода вопросы отвечает у нас не крестьянин, полностью лишенный инициативы и самостоятельности, не крестьянский кооператив, призванный, по мысли Ленина, решать весь комплекс производственных, финансовых и соцкультбытовых своих проблем, но организованная в жесткую систему институтов и контор бюрократия, с точки зрения которой население — это абстрактный «трудовой ресурс», вроде угля или руды, а самопрокормление державы — инженерная задача, требующая обобщенного экономико-математического анализа и утвержденного вышестоящим органом в качестве единственно правильного для всех директивного решения. Со временем обязательно обнаруживается, что решение было «ошибочным» (а оно априори ошибочно, поскольку навязано сверху всем без разбору — принудительно). Потом будет другое решение, третье… А ведь вроде бы уже ясно, что задача самопрокорма страны требует не новых глобальных технократических экспериментов, а радикальных социально-политических реформ. Это вовсе не техническая, не инженерно-экономическая задача. И если директивно-ведомственный подход к делу сейчас уже не приносит успеха даже в промышленности, то в сфере аграрного производства, которое принципиально не совместимо с индустриальными формами жестко регламентированного отчужденного труда, такой подход к делу грозит окончательным разорением.
Признаки этого разорения — брошенные деревни и заросшие сорным лесом поля Нечерноземья. Причины этого безобразия отнюдь не только в глобальных инженерно-экономических экспериментах, полигоном которых становились прежде всего области, призванные обеспечивать Продовольственную программу, то есть производящие хлеб, мясо и молоко. Еще более разорительными оказались перекосы централизованной бюджетной политики, отсутствие объективного механизма «определения стоимости» и система произвольно назначенных монопольных цен.
В. И. Ленин писал: «Поскольку устанавливаются, хотя бы на время, монопольные цены, постольку исчезают до известной степени побудительные причины к техническому, а следовательно, и к всякому другому прогрессу, движению вперед» (Полн. собр. соч. Т. 27. С. 397). Вопреки этому ленинскому положению, на все основные виды сельскохозяйственной продукции у нас назначаются цены, чаще всего не имеющие никакого отношения ни к реальным трудовым затратам, ни к их подлинной меновой стоимости. Например, в течение многих десятилетий сохранялись относительно низкие цены на хлеб (пшеницу, рожь), картофель, лен, по сравнению с ценами на хлопок, чай, цитрусовые. В результате у колхозника в РСФСР, имеющего самую высокую в стране нагрузку посевной площадью и самое большое число отработанных в год человеко-дней, доход почти в два раза ниже, чем в Таджикистане, где площадь пашни на одного колхозника в 8 раз меньше, чем в РСФСР (См.: Народное хозяйство СССР, 1922―1982: Юбил. стат. ежегодник. М., 1982. С. 292―293).
