Пусть я черпнул бортом и иду ко дну, оглушенный ураганной световой пальбой,
Пусть на каждом шагу я выдаю себя головой,
Пусть тупее меня только провозоспособный интеллигентский состав, забитый в тупик, мумией мазанный без меловой пометы о срочности возврата
Вам сутенеры анархии и альфонсы пролетариата.
Пусть в моей местности одно слышно, хныканье, да как зубы на сторону съезжают, да как группируются, перекатываются, кооптируются взаимо заменяемые, что два гроша
Мы честный и благородный «ум» и проституированная «дума».
Что ж, если коромыслом, слоистый, трубочный, из самого сердца дым
Вытянулся железометом, многокрестно перевитым?
Если на меду настоянные и давно отпрессованные страсти
Вырвались вверх броском и притягивают на себя микрокосм, точно он нижний блок в полиспасте
Пока не вывернется из него, как выдергивают из непробудной земли, добросовестно укоренившуюся морковь
Чувство, чище даже чем ненависть и славнейшее без сравнения, чем самая хваленая любовь?
И оно, это самое, не вписывается в гранки общесентиментального кода,
А понимать его начинают при первом (при втором забывают?) шаге по стране тезиса: равенство, братство, свобода,
Или еще задумав топиться в швейцарской зелени самых шлифованных шартрез-озер,
Знает его проваливаясь в первый и последний раз в провинции Гамлет-позер
Или при наблюдении быстро уменьшающихся числом и возрастающих в размере предметов земли,
