Если в период первых выступлений техника пролетпоэтов и повторяла приемы Маяковского, то объяснение такому случаю легко найти в неуравновешенности структуры того общественного слоя, в котором протекала поэтическая работа этих лиц, и вызываемым подобным обстоятельством динамическим направлением формы. Надо указать и на то, что Маяковский был единственным большим поэтом, в те дни безоговорочно повернувшим на путь мировой революции вообще и на дорогу советского строительства в частности. В настоящее время поэты «кузницы»>39 все более поворачивают в сторону изобразительных приемов символизма. Что они вынуждены быть эклектиками, кажется, достаточно ясно показано выше, но необходимость их отхода от футуризма требует некоторого пояснения.
Мы видели, как футуризм, правда, постепенно перешел из должности поэзии будущего на амплуа поэзии настоящего, к чему его привела его диалектическая антитеза символизму в отношении к миру. Я указал также и на то обстоятельство, что среда, в которой развивается поэзия интересующей нас группы литераторов, отличается замкнутостью. В силу отмеченных мной предпосылок всякого поэтического начинания у наших лириков эта замкнутость должна приобрести особенный, доходящий до агрессивности отпечаток. Так оно и есть в действительности: замкнуты не только в организационном смысле, не только в своих коллективных выступлениях, когда они избегают появляться на трибуне, обмирщенной чужими и погаными предшественниками, но и в самых выражениях своих чувств, в самом выборе тех своих треволнений, которые им приходится выражать ритмически. Если наши потомки захотят составить себе картину жизни республики наших дней и обратятся для этого к писаниям пролетарских поэтов, в виду программного заявления последних об их принципиальной привязанности к действительной жизни, случится такая идиллия, перед которой Теокрит покажется Гартманом>40, и исследователь погрузится в глубочайшее недоумение, буде он не лишен иных источников исторической характеристики современной нам эпохи. Пролетарский поэт обязан писать оптимистические стихи во всяких обстоятельствах, ибо он окружен врагами, которые будут радоваться малейшему выражению беспокойства с его стороны. Таким образом, эта поэзия оставляет ряд чувств и ощущений современного нам поэта пролетария без воплощения: она даже и для этого слоя новой интеллигенции является недостаточно емкой, но в неискренности ее обвинить нельзя. Вместе с тем ряд ограничений, о которых пришлось упомянуть, образует своеобразное отношение к действительности, в силу которого добрая ее половина, если не больше, оказывается за пределами поэтического наблюдения или изображения. Получается положение, обратно повторяющее позицию имажинистов с компанией: другая, но вполне аналогичная форма обновленного непринятия мира. Не даром теория предпочтительности образного письма, защищаемая имажинистами, нашла своих последователей среди теоретиков пролетарской группы, не случайно также и все усиливающееся тяготение той же группы к символистической форме.
