Безупречный план по уничтожению оставшейся в одиночестве дивизии провалился, столкнувшись с грубой реальностью жизни. Хейнрикс, и так с самого начала хотевший эвакуировать третью, получив тревожные известия ждать не стал, а сразу же отдал команду о отступлении и эвакуации. Корабли которые привезли боеприпасы остановили разгрузку и уже через два часа принимали на борт тыловые службы. Погрузка затянулась до рассвета и немецкие наблюдатели, оседлавшие вершины сопок на западном берегу Яр-фьорда, сумели разглядеть темные тени на воде. Заныли тяжёлые снаряды и в районе пристани полыхнуло красным, корабли и суда поспешно потянулись к горлу фьорда. Примерно в это же время 69 пехотная дивизия изучала на практике особенности манёвренных боевых действий в Заполярье. После прорыва фронта и блестящего дебюта с польской тактической группой, начались непонятные проволочки. К удивлению офицеров, хорошо подготовленные и физически закаленные солдаты могли продвигаться без дорог с чепашьей скоростью не более одного километра в час и это ещё неплохо. Все ещё глубокий снег в распадках и крутые склоны сопок иногда вообще останавливали движение. Задумывавшийся стремительный марш, не менее стремительно выродился в гонку эстонских гончих переходящую в похоронную процессию. Ночью начались столкновения с патрулями финнов, а утром с верхушек ближайших сопок захлопали одиночные выстрелы снайперов, залаяли "Суоми" и огневые минометные налёты накрывали еле ползущие ротные колонны. Спешно развёрнутые пехотные орудия не оставались в долгу и марш окончательно превратился в наступление на подвижную оборону. Противник явно не ставил перед собой цели длительно удерживать немцев на рубежах, а всячески избегая потерь, при серьёзной атаке просто вставал на лыжи и уходил к следующей сопке. За день 69-я с трудом прошла два километра.
— Свинцов. — Штабс-капитан суховато козырнул. — Начальник штаба второго батальона. Вашу роту придали нам. Сколько у вас машин?
Но было уже поздно, счетверенные пушечные очереди пропороли фюзеляж от носа до хвоста. К бомбардировщикам прорвались всего пять "Мустангов", но дел наделали столько, сколько целая стая "Спитфайеров" наделать бы не смогла.
— Впереди шёл авангард чтобы броней и пулеметным огнем расчищать дорогу, сбивать заслоны, рассеивать передовые дозоры. Мы чуть сзади, техника двигалась в колонне по две машины, не на улицах Лондона, двухэтажный автобус навстречу не попадётся. Очередной поворот и передовые броневики на всем ходу вылетают на немецкий заслон, залп и два первых "Хамбера" полыхают как рождественские ёлки… Мы ехали по правой стороне, наверное поэтому по нам попали не сразу. Сташек, мой водитель, успел резко дать по тормозам и крутануть руль, уходя от сгустка пламени в который превратились впереди идущие. "Холера! Боши!" — истерически кричит сверху пулеметчик. Ему вторят наушники, вбивая этот крик в ушибленную о броню голову: — "Немцы! Немцы! Немцы!" Эта мысль гвоздём засела в мозгу и начала крутиться внутри черепной коробки, впереди не было ничего видно из-за ослепительного огня. Продолжая материться пулеметчик начал разворачивать башню в сторону обочины, искать в темноте цели, но сразу открыв огонь из пулемётов, слепя себя дульным пламенем и мешая себе же оценить обстановку, только в этом огне он вымещал свой ужас и скорбь по погибающим вокруг товарищам. Я кричу: — "Сташек, назад!!!" Все длилось несколько секунд, а казалось вечностью, он меня не слышал, он слышал только трескотню пулемётов, но руки, руки уже начали делать привычную работу. Заглохшая было от резкого торможения машина на удивление быстро завелась, пусть не с первого раза, но рычаг все ж нашёл заднюю передачу. Появилась надежда, что все будет хорошо. Даже мелькнула мысль, что повезло, что не первые шли, что выкрутимся как нибудь. Машина дернулась назад, раздался облегченный вздох — получилось. И ВЗРЫВ!!! Темнота. Пустота… Очнулся на обочине, броневика нет, один горящий остов, над головой то и дело взлетают ракеты — боши подсвечивают мишени. Как я выбрался сам не понимаю. Рядом остановился "Брен-кариер" пулемётного батальона уланов, заскакиваю к ним в открытый кузов, машинка, залязгав гусеницами увозит меня в спасительную темноту.
