Последняя иллюзия | страница 45
Азад, не удивляясь наивному вопросу Иосифа, пожал плечами.
Старика звали Генрих Гейбель. Уроженец Штудгарда, небольшого городка в Западной Германии. Мать-англичанка, умерла при родах. Отец, врач по профессии, так и не женился вторично. Генриха вырастила его бабушка. Затем частная школа-интернат, медицинский факультет берлинского университета и частная практика. Во время войны работал военным врачом, попал на Восточный фронт. Война забросила его на Северный Кавказ, где под Моздоком, в тысяча девятьсот сорок третьем году попал в плен. И завертелся калейдоскоп мест заключений, оборвавшись в азербайджанском селе Ленинкенд, что и определило его дальнейшую судьбу. Здесь он влюбился в русскую девушку, женился на ней и остался в деревне, тогда как всех немцев, находящихся в селе, перебросили в степи Казахстана. Военнопленные немцы добротно отстроили это село. Земляные дороги, утопающие в грязи, они превратили в мостовые, выложенные брусчатником. Многие дома были отремонтированы. Село стало резко контрастировать с окружающими селениями, находящиеся в убожеском состоянии. После пятнадцати лет совместной жизни его Алена умерла от рака груди. Детей у них не было. Больше он не пытался жениться. В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году Гайбель переехал в Баку. Справиться с формальностями ему помогли односельчане. Кстати, по паспорту он стал русским. В Баку Гайбель поселился в старом доме в Ичери Шехер, с видом на такой же старый дом. Случайно познакомившись с ним, Азад очень привязался к нему. Общаясь с ним, Азад абсолютно не чувствовал неуверенности и шаткости своего положения. Общение с мудрецом, коим Азад считал его, всегда окрыляло его и усиливало веру в себя. Дилетант в погоне за счастьем, все в жизни Азада совершалось вопреки его пылким устремлениям, хотя и в соответствии с его страстно-противоречивой натурой. Порой, блистательно остроумный, он был болезненно скрытен и застенчив. Жажда приключений и тщеславие не давали ему покоя. Неудовлетворенность самим собой помогала ему самосовершенствоваться. Он явно отличался от тех, кто жил будничной, размеренной жизнью, принимая ее такой, какая она есть. У него было маниакальное осознание собственной уникальности. Эта идея самоуничтожала его, но в то же время толкала к самопознанию, самоутверждению и самореализации. Даже в тайне от себя самого он хотел одного — остаться, запечатлеться в этом мире. Большие промежутки жизни он посвящал определенному занятию, но каждый раз предавал их. Часто у него не хватало воли отмахнуться от стаи ежедневных забот и мыслей, не имеющих ничего общего с музыкой, наукой и литературой. Он вечно грезил будущим, предвкушая счастье достижения цели и не подозревал, что полученные авансом наслаждения умаляют и сводят на нет истинные впечатления в момент реального свершения желаемого. Долгое ожидание смывало краски и сам факт являлся блеклым и совсем не ослепительным событием. Азад был благодарен Богу за то, что судьбы их пересеклись. Мудрец — единственный человек, перед которым он вывернул наизнанку свою душу и никогда, ни на одну секунду, не жалел об этом. Ведь какой нравственный уровень должен быть у человека, сколько чуткости и порядочности, чтобы суметь удержаться и не обидеть, не задеть чувства, зная самое сокровенное о другом человеке, зная его слабости и недостатки. Каждый раз Азад шел к мудрецу, как на исповедь. Казалось, что мудрец не давал советов, а лишь размышлял. Целый год мозг Азада впитывал источающую старцем мудрость. Но еще более душа ловила кайф. Безбрежное наслаждение, которое она испытывала во время общения с ним, трудно передать словами. Азад в буквальном смысле упивался общением с ним. Он был так горд, так счастлив тем, что вот так запросто, на равных, общался с этим человеком. Азад действительно чуть ли не обожествлял старца. Он был убежден, что это не было случайностью. Это было частью его судьбы. Неотъемлемой частью. Этот пожилой человек, впитавший в себя культуру и знания двух великих наций, английской и немецкой, был воплощением мудрости. И такой мощный культурологический Реликт (зубр) достался Азаду и где? — в Баку. Где-то на краю западной цивилизации, где нужны были немалые усилия, чтобы добыть себе хоть какую-то иррациональную пищу. И вот судьба сделала такой подарок. Целый скол мировой культуры оказался в распоряжении Азада. Старец был неотъемлемой частицей этой культуры. В течении года Азаду представилась возможность дышать и питаться этим божественным подарком. После смерти старца Азад осиротел духовно.