— Ты прекратишь меня сегодня, как младенца таскать? У меня ноги есть.
— Ты же на них еле стоишь, любовь моя, — он посадил меня на край большого дивана, — Вот, моя майка вместо пижамы. Твои вещи разберём завтра. Пока ты переодеваешься, я быстро положу продукты в холодильник.
Его майка оказалась мне до колен. Невольно сравнил себя с бабой, которая надела ночную сорочку. Дожился ты, Витёк. Огляделся, комната большая, но мебели минимум. Шкаф купе, журнальный стол-трансформер и два кресла. Так же тут большой диван, на котором при желании четверо уместятся. Я лёг на краешек, а потом укрылся одеялом. Как же холодно, жуть. Через пару минут в комнату зашёл парень. Он выключил свет, а потом залез ко мне под одеяло. Комната тускло освещалась светом уличного фонаря. Я видел, как он снял джинсы, оставшись в одних боксёрах. Вот же хитрюга, больше ничего не надел. А у нас, между прочим, второго одеяла нет. Тем временем, Август придвинулся ближе.
— Чего ты дрожишь? Замёрз? Иди сюда, Вить, я тебя согрею, — он сгрёб меня в свои объятия.
— Ты обещал не приставать, — дёрнулся я.
— Я не пристаю. Просто хочу согреть своим теплом. Не бойся, малыш, всё хорошо, — прошептал он мне на ухо.
— Ты не думаешь, что называть взрослого дяденьку малышом неприлично. Я старше тебя на семь лет, — возмутился я.
— Ну, что ты придираешься? Я же любя. Спи, Вить. Сон самое лучшее лекарство. Спокойной ночи, любимый, — он поцеловал меня в макушку.
— Спокойной ночи, Август, — ответил я.
Вот так, лежу в обнимку с парнем. Когда вообще я мог о таком подумать. Но эти объятия не вызывали неприязнь, наоборот, я пригрелся рядом с ним и вскоре уснул.
Утром проснулся от того, что кто-то целует мою шею, прижимаясь ко мне всем телом. Ммм, как приятно. Стоп, а что это в меня упирается? Сразу вспомнил к кому я вчера переехал и задёргался, как девственница в свой первый раз. Август прижал меня к себе сильнее, перехватывая рукой поперёк груди.
— Хорош брыкаться. Я просто проверял температуру, — сказал он.
— Так температуру не проверяют. Обычно прикладывают ладонь ко лбу. И вообще, сколько времени, — я снова закашлялся.
— Девять утра, мой сладкий.
— Эй, а почему ты не на занятиях? А ну марш в институт, лодырь! — строгим голосом произнёс я.
— Хорошо, хорошо, я пойду, господин преподаватель, но в понедельник. Уже попросил Егора сказать, что у меня заболел живот, и я сижу на горшке, — он перевернул меня на спину и сказал всё это в лицо с весёлой ухмылкой.
