Там что-то происходит.
За последний год все так удивительно изменилось. Эрлин кажется, раньше она была слепа и глуха, а теперь чувствует Лес, его движения, желания, его тревогу и его голод. И дело даже не в том, что сила Эрлин выросла, просто она научилась слушать.
И теперь — что-то происходит там, у самой границы. Словно нити Леса потянулись туда, словно там что-то важное.
И что-то неспокойно ворочается внутри, тянет, зовет. Даже не страх, а неясное предчувствие.
— Эрлин, слышишь? — Олин, который ехал чуть впереди, теперь поравнялся с ней. — Твари воют. Держись ближе ко мне.
— Они далеко, — говорит Эрлин. — И совсем не мы им интересны. Там что-то еще.
— Ты чувствуешь их?
— Да. Они далеко. Но… — только сейчас Эрлин понимает это впервые. — Что-то влечет их к границе, в сторону Красной Пади… куда едем мы.
Олин хмурится, долго прислушивается сам. Кивает.
— Я бы предложил тебе вернуться. Мы выехали рано, время есть. Возможно, стоит оставить дома тебя и взять кого-то поопытнее.
— Я справлюсь, — уверенно говорит Эрлин. — Если хочешь, отправь посыльного, пусть пошлют еще людей, но и я поеду тоже.
— Я могу приказать тебе, Эрлин.
Эрлин улыбается. Да, он ее командир и она обязана подчиняться.
— Можешь. Но ты ведь не станешь. Я прошла ритуал и не могу сидеть дома, как раньше. Не волнуйся за меня. Тем более, как ты свой приказ объяснишь? Ты решил поберечь меня, потому, что я женщина?
Олин весело фыркает, по-дружески.
— Ты взрослая и сильная, — говорит он. — Ты сама убивала тварей. Но твой муж велел мне присматривать за тобой. И я головой отвечаю, если что-то случится.
— Поэтому я должна быть рядом. Так проще присматривать, тебе не кажется?
Олин всегда говорит о Хёнрире так, словно он вот-вот вернется и спросит за все, словно он уехал ненадолго по делам. Только Олин. Не пытается никого ни в чем убеждать, и если спросить его о Хёнрире, он пожмет плечами. Но в его словах всегда проскакивает спокойна и твердая уверенность. Даже Хель уже открыто говорит, что хватит ждать. Хотя в душе, Эрлин отлично знает, Хель тоже надеется. Просто сомнения и надежды не позволительны главе Совета, это подрывает власть.
— Ты упрямая, — говорит Олин.
— Разве это плохо?
— Это сложно, — говорит он. — Но, пожалуй, правильно.
Ночью кажется, что твари воют ближе. Тревожно.
Сложно, почти невозможно уснуть. Часовых Олин ставит из своих людей, давая Эрлин отдохнуть, она в первый раз, ей рано еще… хотя дело не в этом.
