В доме тепло и немного душно, пирогами пахнет. Дверь низковата, Хёд даже бьется об нее лбом, но быстро пригибается, проходит. Ничего, Лиль, все нормально, не стоит волноваться. Она, конечно, тут же подскакивает, начинает охать.
— Добрый день, хозяин, — громко говорит Хёд.
— И тебе доброго дня. Что же ты босой?
Голос старческий, чуть дребезжащий. И без особой радости, справедливо полагает, небось, что не стоит девочке с улицы тащить в дом всякую дрянь.
— Так вышло, — говорит Хёд.
— Значит, сапоги тебе нужны?
Хёд фыркает, чуть с усмешкой.
— Если я скажу, что нет — ваша внучка мне не поверит.
— Хорошо, — голос старика становится чуть мягче. — Ты садись, чего стоять-то. Лилька! Покажи гостю куда присесть! Ему же стоять тяжело, а сам не найдет.
— Ты ему еще бантики в бороду завяжи, — фыркает дед Эйдун насмешливо.
Хёд терпит. Он морщится, скрипит зубами, но терпит вольности Лиль, не огрызаясь.
Сапоги она ему так и не нашла. Отцовские ему малы, даже Рига — малы, хотя у Рига ножища была огромная. Вернее, мал сапог на правую, здоровую ногу, а с левой, короткой, едва не соскальзывает. Но хоть носки подходящие теплые нашла, и два куска старой грубой кожи с прохудившихся мехов, примотать хоть на подошву, чтобы не промокало сразу.
— А у тебя всегда так было? — страшно смущаясь, говорит Лиль. — Ну, нога…
Не могла ведь усохнуть кость? Не могла ступня стать короче? Или сломанные кости так срослись?
Хёд чуть поджимает губы, то ли пытаясь вспомнить, то ли… Думает…
— Всегда, — говорит он, наконец.
Кто же он?
А еще, Хёд куда выше и куда крепче, чем казалось вначале.
И куда сильнее. Когда Лиль, бегая мимо туда сюда, споткнулась о его швабру, он удивительно ловко поймал ее, словно видел. Впрочем, она падала почти ему на колени. Он поймал и поставил на ноги, так, словно она ничего не весила.
Его руки… ладонь втрое больше, чем ее собственная.
Но сильнее всего поражает то, что Лиль даже не может объяснить. Что ускользает… Но она чувствует. Его голос? Дело не в голосе. Хотя и голос у него был красивый, низкий и звучный. И что-то в манере говорить…
Человек, имеющий силу и власть, привыкший, что его слушаются. Благородный господин, влиятельный человек, с которым случилась такая беда?
Он принимает суетливую заботу Лиль. Именно принимает… не нуждаясь в ней. А ей так хочется сделать что-то хорошее. Это ведь несправедливо, если человек вот так…
Куртки по размеру она ему тоже не нашла. Та, что осталась от отца — оказалась невыносимо узка в плечах, рукава короткие. Натянуть на него можно, но… ужасно. Еще на чердак надо слазить, может там чего есть. «Потом, — говорит Хёд. — Не торопись, не волнуйся. Если найдешь, то принесешь потом».
