— Не стоит, Шельда. Больше ничего.
Интересно, он знает, как выглядит сейчас? Что правый глаз закрыт мутным бельмом, зрачок неприятно дергается и косит в сторону. Левого глаза нет совсем, пустая открытая глазница, и бровь над ней, и скула — криво скошены, словно продавлены и смяты. Чуть в сторону свернут нос. Косматая черная борода и такие же косматые, торчащие в разные стороны, волосы. Тощий до крайности. Рубашка мешком весит на костлявых плечах, лопатки выпирают даже сквозь рубашку. Только руки огромные… ладони втрое больше, чем у Шельды, пожалуй, стоит Хёду чуть прийти в себя, и силы в таких руках будет достаточно, чтобы свернуть ей шею.
И ухмылка… словно чужая на таком лице, невозможная.
Шельда забирает кружку.
А он, стиснув зубы, поднимается. Вот так, держась за табуретку двумя руками, выпрямляя правую ногу. Красный от усилий. Стоит, пытаясь отдышаться.
Потом понемногу, громыхая, сдвигает табуретку в сторону. И чуть сдвигается сам, перетаскивая ногу следом. Сдвигает табуретку снова и, опираясь руками, прыгает вслед за ней. Дышит. Поднимает к Шельде лицо.
Шаг, еще шаг. Пусть так, пусть с табуреткой, безумно медленно, но он нашел способ двигаться.
Довольный. Пот течет по лицу, но он такой довольный.
Подтягивается ближе, неуклюже переворачивается, садится на табуретку, чуть не падая, но удержаться ему удается.
— Как думаешь, Шельда, — говорит он. — Смогу я с этой табуреткой уйти от тебя?
И весело ржет.
— И куда ты пойдешь?
— Мир большой, — говорит он. — Мало ли дорог?
— По снегу, босиком и в одной рубашке? — говорит она.
— Это все ерунда, — говорит он. — Я и по снегу могу.
Так уверенно, что даже сомнений не остается.
— Ты никуда не уйдешь, — говорит она.
Хочет не так, а спокойней, мягче, но выходит почти зло. Угроза выходит.
Он ухмыляется
— Ты тоже собираешься скормить меня тварям? Или у тебя другие планы?
Это почти игра: «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Но никто из них двоих пока не собирается признаваться. Игра.
— Другие, — говорит она.
— Хорошо, — беспечно говорит он. — В мои планы твари тоже не входят.
Отдыхает.
Не стоило… Шельда смотрит на него и пытается понять, как это вышло.
Ее планы… смешно. Нет у нее никаких планов. Так вышло.
Не стоило забирать его домой, проще было добить. В чем же дело?
Все что угодно, но на беспомощного калеку Хёд точно не похож. Он просто пытается жить, используя все, что у него есть, что осталось, не оглядываясь на то, чего лишился. Без страха, без сожалений.
