— Влад, я могу стать кем угодно, но я всегда буду писателем. Ведь, скажем, археологи, проводя раскопки где-нибудь в пирамидах, рядом с мертвыми, не перестают от этого быть живыми людьми. Одно другому не мешает.
— Что ж, тогда ты счастливая, — он улыбнулся, — знаешь, чего хочешь.
— Или проклята, так как больше я ничего не хочу.
Влад засмеялся.
— В крайнем случае ты всегда можешь выйти замуж за состоятельного мужчину и жить за его счет.
— Слышал фразу: «Формы должны быть такими, чтобы их хотелось взять на содержание»? Намек понятен?
— Марин, у тебя правильные черты лица, ты высокая, с шикарными волосами. Возьми себя в руки, похудей — и будет тебе счастье.
Он сказал это так обыденно, что я даже не обиделась.
Надо же… восемь лет прошло, а я до сих пор помню каждую фразу из того разговора. Помню паузы. Помню, как мы сидели на кухне на столешнице, а на заднем плане гудел кондиционер. Как на улице солнце жгло асфальт, а у него дома было прохладно, уютно… и очень спокойно.
Сейчас я понимаю, что это ненормально, когда семнадцатилетний парень живет один в огромном доме, почти без присмотра, а тогда это было так здорово. Я думала, что мы одни в этом доме, и это была мысль, от которой хотелось поджать пальцы на ногах и закрыть глаза.
— Почему ты иногда бываешь такой сволочью? — спросила я, рассматривая магниты на холодильнике. Магнитов было много: отец Влада привозил их изо всех уголков планеты. Влад иногда шутки ради выбрасывал некоторые магниты в урну. Отец это замечал, но, странное дело, ничего не говорил. И когда возвращался из «выброшенной» страны — снова привозил оттуда магнит. Вот и получалось, что на холодильнике не было лишь одной страны: Северной Кореи.
— Почему ты иногда такая зазнайка? — парировал он. — Я таких, как ты, терпеть не могу.
— Вот спасибо! — Я шутливо обиделась. И сразу опомнилась, вспомнив цель своего прихода. — Насчет Матильды… ты знал, что у нее отец умер? Давно уже…
Вся непринужденность мигом сползла с Влада. Он нахохлился и приготовился нападать.
— У меня мать умерла. И что?
— Мне кажется, она тебя любит, — заметила я осторожно, стараясь бе5з надобности не гладить друга против шерстки.
— Не она одна, — отрезал Влад.
— Тоже верно… Просто… ты меня иногда пугаешь своим поведением. Ведь я же знаю, какой ты на самом деле. И если она тоже узнает…
— Марин, не надо читать мне мораль, — отмахнулся он. — Мне таких людей и без тебя хватает.
Я задумалась и не рискнула озвучить свою мысль. А мысль была такая: «Наоборот, Влад, в твоей жизни слишком мало людей, которые читали бы тебе мораль и хоть в чем-то тебя ограничивали бы».
