Дальше Аня не могла читать — слезы застилали глаза. Плача навзрыд, она прижимала письмо к груди. «Дедушка, родной мой, прости, пожалуйста! Я думала, что не нужна тебе…» Аня растерянно огляделась, и ей стало стыдно: в комнате, кроме кресла и кружки, не было ничего дедушкиного. Она хотела забрать с собой алоэ в горшке — сколько Аня себя помнила, этот цветок стоял в доме деда, — но… Помешала обида. Она будто отталкивала Аню от дедушкиных вещей, и алоэ перекочевало к соседке. А сейчас девочке казалось, что дед Рома смотрит на нее и снова говорит: «Когда я умру, возьми себе мои книги, я их годами собирал». Или они в саду, дедушка в своем любимом кресле, книжку читает. Аня лежит на надувном матрасе, смотрит в небо, на медленно плывущие облака…
Девочка вскочила на ноги и выбежала на балкон. Открыла ящик из-под стиральной машины и принялась вытаскивать из него книги. Вытащила, перенесла на середину комнаты и растерянно осмотрелась — поставить или сложить книги действительно некуда, каждый сантиметр комнаты, каждая полка были заняты. Немного подумав, Аня спустилась на первый этаж, там под лестницей кто-то сложил кирпичи. Она выбрала девять кирпичей, занесла их в квартиру, отодвинула свой диван и между ним и стеной сложила кирпичи в три стопки — две по краям и одну посредине. Из нескольких досок, с незапамятных времен стоящих на балконе, выбрала самую широкую и положила ее на кирпичи — получилась полка. Вот на этой полке, предварительно застелив ее дедушкиным покрывалом, Аня сложила книги. И успокоилась — теперь дедушка рядом с ней. Она легла на бок, прижалась лбом и коленями к книгам и закрыла глаза. Рекс лег рядом и уткнулся носом в корешки книг…
Вернувшись с отдыха, Инна указала пальцем на книги и потребовала, чтобы Аня убрала «этот ужас», но Виктор вдруг заступился за библиотеку Романа Андреевича и за Аню. Наверное, потому, что вернулись они в прекрасном настроении и тут же занялись поисками трехкомнатной квартиры. Поиски продолжались недолго, и в конце сентября семейство переехало в более престижный район, в центр, в большущую квартиру с узорчатым паркетным полом, высокими потолками, длинным коридором, оклеенным белыми обоями, темно-коричневыми дверями и туалетом, снабженным биде.
Теперь родители пили коньяк и покупали самые дорогие сигареты — мама тоже начала курить. Деньги тратили как сумасшедшие — нормальные люди не стали бы покупать то, что покупали они. Например, приобрела мама платье, дома надела, а оно сидит на ней косо-криво. Виктор орет: «Где были твои глаза?», а она — на Виктора. В конце концов мама разрывает платье на кусочки, напивается и падает в кровать. То же самое было с двумя рубашками, купленными Виктором. Эта ухарская отчаянность и спонтанность в поведении родителей пугали и Аню, и Женьку. Дети не знали, чего ждать через минуту, через час, через день. Родители что-то запланируют, например поехать на выставку кошек. Аня с братом готовятся. Женька весь вечер говорит о выставке, о том, как интересно завтра будет, но ничего хорошего завтрашний день не приносит: мать и отец спят до полудня и еще наорут на детей, мол, нам не до выставки. Сколько раз Аня говорила себе и брату, что не нужно полагаться на их обещания, и слишком частые обманы медленно, но настойчиво убивали в детях веру. Выходной день обычно заканчивался пьянкой: родители становились злые, звонили собутыльникам. Те слетались как пчелы на мед. Аня брала брата, собаку и шла куда глаза глядят. Или же они с Женькой закрывались у себя в комнате и смотрели видео. За стеной слышались крики Виктора: «Да у меня денег куры не клюют! Да я вас всех могу купить!» Собутыльники смеялись, чавкали, звенели бокалами, и так до глубокой ночи.
