— У-у, жуть какая! Перебрал что ли, Барракуда? Я в эту эзотерику не верю. Но если так хочешь, забирай себе этот нож. Ещё мне клинков-энерговампиров не хватало! Бери, «долговец», дарю…
На рукояти были выгравированы иероглифы — жаль, что ни Барракуда, ни его пожилая напарница не владели восточными языками. Барракуда сунул презент в свой рюкзак. Перед завтрашним днём надо было как следует напиться, дабы страх атрофировался, а гонор пробудился. Но Люда предпочла не принимать алкоголь — для организма не на пользу пойдёт. А вот Барракуда употребил пару стопок горячительного.
3
Он перебирал ногами, но ему казалось, что не он движется, а земля равномерно, участками смещается под ним; вращается вокруг своей оси. Гугов дышал тяжело и часто, и сам не знал, куда бредёт и сколько уже времени прошло с того момента, как он ступил вниз с неба, вновь коснувшись подошвами ног утрамбованной природными факторами почвы. Кожа покрылась испариной, дух утомлён. Тварь растворилась у него на глазах, будто она не звала его и даже в помине не было её, не появлялась. Но взлететь обратно у Авраама не получилось, Пустошь притягивала его физическое тело. Зона почувствовала-таки намёки на незримое, на едва ли не бестелесное присутствие постороннего, и соорудила приманку, «крючок», за который зацепился Гугов — теперь Чернота крепко сцапала Авраама Вентоновича и отпускать не собиралась.
Причём с местом приземления ему не повезло фатально. Долго ли, коротко ли, Авраам стал узником в невидимых тисках, изничтожающих организм изнутри. В его внутренних органах словно копошились стайки реснитчатых червей, необыкновенно колючих, кусачих и злобных, они разъедали его, выделяли какую-то кислоту и подвергали нервную систему испытанию на вшивость. Гугов пытался убедить себя, что спит; он боялся, воли не хватало развернуться к опасности передом, но кто-то сильный в его сознании уверенно и настойчиво гнал его вперёд, дальше, не давая остаться и погибнуть, застопориться, хотя и не видя при этом цели — однако и не желая принимать проигрыш. Худшее началось, когда сотни мелких убийц прогрызли заслоны и проникли в кровь. Непритязательное «боль» — слишком невесомое словечко, скорее Гугов выносил приступы АДСКОЙ ЖЁСТКОЙ БОЛИ, чуть ли не скорчивался, складывался втрое, и убедить себя в нереальности всего происходящего не получалось: он бы давно уже проснулся или сдох, да и эти пакостники не ощущались так явственно внутри, и каждый рывок не отдавался бы Гугову смертельными муками. Жгло в паху, волосы выпадали прямо на ходу, кожа побледнела и под ней проступили шевелящиеся матово-чёрные сплетения линий и точечки. Зона вычислила Гугова и оказалась беспощадным палачом, не дала и шанса на спасение. Его жрали какие-то личинки, смакуя каждый кусочек — такую боль не попросишь просто уйти, даже очень хорошо и убедительно не попросишь, а она самая что ни на есть ЖИВАЯ и наслаждается трапезой, растягивает удовольствие, да и заразила полностью индивидуальную биосреду Гугова и поразила все системы органов эта зараза, всё уже. Эти исчадия причиняли носителю то, о существовании чего он даже не догадывался. Оказывается, есть и такое кромешное беспросветное.
