– Э, нет. Это сюрприз, – скрытничаю я, сопровождая ее в переднюю часть комнаты и вижу махающего мне Итана. Рядом с ним стоит Джуд Тейлор, довольно хороший басист, и я понимаю, что они готовы оторваться. – Мне нужно идти на сцену.
Она, стоя посреди толпы, сжимает стаканчик. С каждой секундой звуки голосов становятся все громче, а комната наполняется дымом. Я знаю, что, если здесь соберется еще больше народу, вскоре начнется крушение мебели. Раньше мне на это было наплевать, но сейчас становится стыдно, и я мысленно делаю заметку, что необходимо будет всех прогнать прежде, чем до этого дойдет.
– Исполни ту песню, – кричит она, когда я отворачиваюсь и иду к болтающему с Джудом Итану. – Которую ты играл в кофейне, когда я впервые вернулась из Вегаса.
Я очаровательно улыбаюсь ей.
– Ту самую, когда ты приревновала меня?
Она высовывает свой язык.
– Кензи – шлюха и стерва. Ты должен быть благодарен, что я спасла твою задницу.
Я прижимаю руку к сердцу.
– Ты ревновала. Признайся.
Она свирепо смотрит на меня, но уголки ее губ так и стремятся поползти вверх.
– Если только совсем чуть-чуть.
– Я так и знал. – Я подмигиваю и начинаю оборачиваться.
– Если захочешь, исполни кавер той песни, которая ранее играла в ванной, – просит она. – Мне она нравится.
– Нравится песня? – уточняю я, смотря на нее через плечо. – Или воспоминания с которыми она связана?
– И то, и другое, – коротко отвечает она и запрокидывает назад голову, чтобы выпить. В платье проглядывается ложбинка между грудей, и от понимания, что я не единственный парень в комнате, пялящийся на нее, качаю головой. Но потом на моем лице появляется улыбка от сознания, что я единственный парень в комнате, который может быть с ней.
Она убирает стаканчик ото рта и ее обвиняющий взгляд устремляется на меня, словно знает к чему прикованы мои глаза. Я отвожу от нее взгляд и направляюсь к микрофону. Ставлю свое пиво на пол рядом со стеной, беру гитару и перекидываю ремень через плечо, проведя пальцами по инициалам, которые я вырезал сзади. Я купил эту гитару в тринадцать лет на распродаже за пять баксов. Это была моя первая гитара, и, хотя мне потребовалось немного времени, чтобы освоить ее, я любил играть на ней. Есть нечто в музыке и текстах, что помогает мне выразить себя, даже когда это дается с трудом.
В первый раз я заиграл, осознав свои чувства к Элле, чувства, которые намного глубже, чем просто чувства к другу. Она стояла посреди толпы, танцуя в одиночестве, как делала много раз до этого, ее руки находились в воздухе, бедра покачивались в такт. Я не мог оторвать от нее глаз и мне захотелось быть там с ней, прикасаться и целовать каждый дюйм ее тела. Именно в тот вечер придя домой, я написал песню, строки, которой в конце концов вытатуировал на ребрах, потому что это был наполненный эмоциями момент, и слова, которые я сочинил о ней, должны были быть отмечены на мне навсегда.
