Кольку передернуло:
— Ты в курсе?
— О да. И родителей ее видел, познакомиться, слава богу, не довелось. Ты лучше скажи, друг… Давай только без обид и ерничанья.
— Постараюсь…
— Какого хрена ты уезжаешь так надолго, если любишь? Маруське сейчас ох как нелегко придется.
Колька сгорбился и уставился в одну точку. Смотрел мимо Михаила невидящим взглядом, решаясь еще на одно признание.
— Я Машу с детства люблю, — отмер он наконец. — Мы с ней в пять лет познакомились, в танцевальном ансамбле. Как запал на ее косички, так и все, пропал.
Да, косички у Маруси, и впрямь, волшебные.
— Мы дружили. Хорошо дружили. Классе в десятом я попытался за ней ухаживать, но она в упор не замечала моих стараний. Друг, и все. Целовать себя не позволяла, смеялась. Я думал, мелкая еще, не доросла, всему свое время. После школы Маша поступила в институт, а мне повезло, я выиграл грант на обучение в престижной танцевальной школе, в Америке. Когда я вернулся, Маша уже вышла замуж.
— Нет повести печальнее на свете… — пробормотал Михаил. — Ну? И ты решил стать геем ей назло?
— Я хотел остаться другом, — мотнул головой Колька. — Маша порядочная, она не стала бы иначе… Да и я… Других женщин для меня не существовало. Думал, я однолюб. Так не все ли равно, что обо мне говорят?
— Санта-Барбара… — Михаил подпер рукой голову. — Я впервые такого идиота вижу.
— Сам же просил без ерничанья! — возмутился Колька.
— Да, прости. — Он почесал бровь. — А сейчас что изменилось?
— А сейчас мне предложили очень выгодный контракт.
— Контракт важнее любимой женщины?
— Нет. — Колька перестал кривиться, посмотрел на Михаила в упор. — Я вдруг понял, что любимой женщины у меня нет. И никогда не было. Я навсегда — только друг.
— Я тебе, конечно, сочувствую… Но все же лучше поздно, чем никогда.
— Наверное…
— И теперь, возвращаясь к твоей просьбе… Коль, ты подумай еще раз. Я, конечно, человек посторонний, всех тонкостей знать не могу. И если ты будешь настаивать, то скажу Марусе все, что захочешь. Но где ей будет лучше, здесь или в Москве? Она же не просто так убежала, ее там многое тяготит. А я девочку не обижу, присмотрю, помогу.
Думал Колька недолго.
— Ты прав, — признал он. — Но если с ней что случится…
— Понял, — серьезно кивнул Михаил. — Я не жилец.
— Ты только ей ничего не говори обо мне.
— Пусть и дальше думает, что ты — гей?
— Да.
— Ладно, как скажешь…
Маруська за калиткой уже достигла точки кипения, потому как едва они вышли на крыльцо, завопила:
