Теккерей, вдумчивый и тонкий критик, способен был видеть в романтиках ценное, прогрессивное, новаторское. Вордсворт, с его точки зрения, велик, потому что сумел заставить поэзию говорить простым, естественным языком. "Вордсворт намного опередил свое время", - как-то заметил Теккерей. Ему же принадлежит и высокая оценка американского романтика Вашингтона Ирвинга.
Видимо, Теккерей внимательно изучал и метод романтической иронии. В иронии, пронизывающей его собственные произведения, в ироническо-рефлективном отношении ко всему на свете, и в первую очередь к самому себе, так и слышатся отголоски иронии романтиков. Вспоминаются слова Г. К. Честертона: "Замысел "Книги снобов" мог бы с тем же успехом принадлежать Диккенсу... и многим другим современникам Теккерея. Однако только одному Теккерею пришел в голову... подзаголовок: "В описании одного из них"".
Отдельного упоминания заслуживают отношения Теккерея с великим "неисправимым романтиком" Диккенсом. Два писателя, "сила и слава" национальной литературы, были людьми крайне непохожими во всем, начиная от внешнего облика и манеры поведения и кончая взглядами на искусство, роль писателя, понимание правды.
Человек эмоциональный, весь во власти минуты и настроения, Диккенс мог быть безудержно добрым и столь же неумеренно нетерпимым даже с близкими и друзьями, безропотно сносившими его капризы. Он любил броскость и неумеренность во всем: гротеск, романтическое кипение чувства, бушующее на страницах его романов, - все это было и в его обыденной жизни. Покрой и сочетание красок в его одежде не раз повергали в ужас современников, манера и весь стиль поведения поражали, а часто вызывали и недоумение.
Каждый из писателей утверждал Правду - но свою. Диккенс создавал гротески добра (Пиквик) и зла (Урия Гип), его воображение вызвало к жизни дивные романтические сказки и монументальные социальные фрески. И из-под пера Теккерея выходили монументальные полотна - "Ярмарка тщеславия", "Генри Эсмонд", "Виргинцы", "Ньюкомы". И его сатирический бич обличал несправедливость и нравственную ущербность. Его, как и Диккенса, о чем красноречиво свидетельствует переписка Теккерея, влекло изображение добродетели, но... И это "но" очень существенно. "Я могу изображать правду только такой, как я ее вижу, и описывать лишь то, что наблюдаю. Небо наделило меня только таким даром понимания правды, и все остальные способы ее представления кажутся мне фальшивыми... В повседневной бытовой драме пальто есть пальто, а кочерга - кочерга, и они, согласно моим представлениям о нравственности, не должны быть ничем иным - ни расшитой туникой, ни раскаленным до красна жезлом из пантомимы".
