В любой стае всегда есть «второй», который желал бы стать «первым». Стоит «первому» оступиться, как «второй» добьет и займет его место. По тому, как Вихо скривился, старательно пряча недовольство, можно было предположить, что в этой разбойничьей стае таким «вторым» является он.
Я поспешила скрыться на кухне, где передала приказ атамана Мире. Но она ни за что не ушла, пока не выяснила подробности нашего с эльфом разговора, который никак не прокомментировала, лишь удивленно покачала головой.
Помогая Сали, которая болтала, не закрывая рта, я вдруг вспомнила о Пирате — почему он не залаял, когда на нас напали?
Все объяснилось очень просто. Пирата на его постоянном месте не было, лишь цепь с пустым ошейником валялись возле будки. Кто его выпустил, если учесть, что свою вечернюю пайку он съел при мне, оказалось тайной, покрытой мраком.
У задних дверей таверны никакой охраны не было, но ближе к воротам я заметила троих патрулирующих окрестности мужчин.
Мы крутились как белки в колесе, обслуживая разбойников, те, что ужинали первыми, сменились следующей компанией, их было еще больше, человек тридцать. Из прежнего состава остались только атаман и второй эльф. Он был явно старше Брайда, видный мужчина, на наш возраст лет сорока пяти, тот тип внешности, когда вроде бы и ничего особенного, но все вместе смотрится как-то очень гармонично и привлекательно.
Когда все бандиты, наконец-то, наелись, нам троим сказали подойти к Брайду и Идгару — так звали второго эльфа.
— Собирайтесь, вы едете с нами, — поставил нас в известность Брайд.
Мира и Сали переглянулись.
— Мы вдвоем живем в деревне, все вещи там, — ответила Сали.
— Нет, в деревню заезжать не будем. Поедете так. А у тебя есть, что взять с собой?
Я покачала головой. Свою заначку я и так держала при себе, а в ней заключалось все мое богатство.
— Тогда пошли.
Мира все же заскочила на кухню захватить лечебные снадобья, и мы выдвинулись.
Только подойдя к воротам я вспомнила о своей привязке к Гран. Да, она мертва, но что, если магия перекинулась на ее дочерей, которые преспокойно спали в Певунах, пока что ничего не подозревая о трагедии, постигшей их семью. Если честно, не могу сказать, что мне было жаль их, но все же люди — может быть, они еще сумели бы стать лучше, добрее, что ли…
Своими опасениями я шепотом поделилась с Мирой, но она успокоила меня, сказав, что двадцать пять лет привязка висит на одном человеке, и лишь потом в случае его смерти перекидывается на родственников, согласно очереди наследования.
