— Мам, — припал к ней, — я устал. Пойдем купаться?
— Пойдем, зайка. Хороших снов, — бросила Евгению.
— И вам… всем…
Соколов остался один, но ненадолго, скоро в кухню заглянул Семен.
— Ты это, — встал в дверях, — помочь мне завтра сможешь?
— В чём?
— Мне водосточку надо подправить, тут ураганы были, один повалил сосну и прямо на угол крыши. От тебя потребуется немного, только подать кое-что.
— Да, без вопросов.
— Вот спасибо, — и удалился.
И пора бы уже идти спать, только ноги точно к полу приросли, а на плечи, будто по ведру цемента поставили. Соколова ломало. Кто он, где живет, чем занимается, почему оказался в том вертолете и что происходит с ним здесь? Почему так тянет к женщине, которая его явно не переваривает. И Паша, этот мальчик не кажется чьим-то чужим милым ребенком, в его взгляде, улыбках или кривляках есть что-то очень близкое, знакомое. Особенно, когда парнишка становится серьезным и концентрируется на каком-нибудь деле. Его ни конфетами, ни планшетом не заманишь, если он чем-то занят. Вроде мелкий совсем, а такой собранный, упертый. Пока с крыльями для совы возился, все пальцы себе исколол, но и слова не сказал, разве что сердито сопел себе под нос.
Так и сидел до часа ночи, прокручивая в голове то сон, то сарай, то игры с Пашей, то разговор с отцом Лизы. Все это будто какие-то кусочки одного целого. Только, чтобы увязать их между собой, нужно еще кое-что — его воспоминания. В глазах Лизы и ее отца слишком много неприязни, причина которой не в том, что они вынуждены кормить лишнего человека. Здесь нечто другое, более личное, более давнее. Может, они все-таки где-то пересекались, может, он когда-то чем-то обидел этих людей?
Вдруг со стороны улицы раздался треск, отчего Соколов дернулся.
— Твою мать, — глянул в окно, — так и заикой станешь, — после чего поднялся, испытав ноющую боль в области ребер, и пошел к себе.
Но ровно в тот момент, когда хотел выключить свет в коридоре, чуть ли не нос к носу столкнулся с Лизой. Она была в розовом махровом халате, с двумя косичками и маленькой кружечкой в руках. И она была прекрасна, за исключением одного — заплаканных глаз.
— Почему не спишь? — постаралась, как всегда, спрятать взгляд.
— Не спалось, — преградил ей дорогу, — а ты?
— Пить захотелось.
— Лиз, — хотел коснуться ее лица, но она отпрянула в сторону, — не бойся меня, я просто хотел сказать. Если мы и пересекались когда-либо, если я и обидел тебя или твоего отца, прости.
