— Все-таки удивительно, как вы здесь справляетесь, — вдохнул аромат трав, на удивление, очень приятный аромат, а на вкус и вовсе ощущение, будто внутри мёд.
— Поначалу было сложновато, но человек ко всему привыкает.
— А зимой? Тоже здесь?
— Да. Это же не дача, это наш дом. Мой отец егерь с многолетним стажем, он научился выживать в лесу в любое время года.
Лиза заметила, как ему становится все тяжелее сидеть. За четыре года он и не изменился толком, разве что виски слегка засеребрились, в остальном как был здоровенной детиной с нереально выразительными глазами, чувственными губами, греческим профилем, так и остался. Сколько же женщин в свое время прошло через его постель, но ни с одной он не рассматривал отношений дальше койки. Соколов самый расчетливый, самый жестокий и самый умный из всех, кого она когда-либо знала. Разве можно было не влюбиться в такого? Не понадеяться стать для него исключительной? Но, как известно, от любви до ненависти один шаг.
А Евгений, несмотря на боль, все-таки предпринял еще одну попытку наладить контакт с мальчиком.
— Можно и мне? — указал на шишку. — Пожалуйста.
— Бели, — толкнул в его сторону одну самую маленькую, — пластилин хотес?
— Хочу.
Паша с искренним любопытством смотрел на то, как обычная еловая шишка превращается в оленя.
— А еще одну дашь?
— Делзы, — пододвинул к нему уже всё, что было.
Через десять минут перед малышом стоял олень, лисенок и медвежонок.
— Ух ты-ы-ы-ы! — захлопал в ладоши Паша. — Клуто!
— Что надо сказать? — вступила Лиза.
— Спасибо, — мальчик быстренько сгреб игрушки и поспешил с ними в гостиную.
— Играй, парень, — кивнул ему, после чего не смог сдержать глухого стона, спина уже болела нестерпимо, как и голова.
— Пойдемте, — подошла к нему Лиза, — вам надо в постель, — и взяла под руку.
— Вы меня не удержите, — поднялся, приложив воистину титаническое усилие, — я сам.
— Вы всё делаете сами, — не сдержалась, — я это уже поняла.
А он так и замер, глядя ей в глаза. Сколько же в них сейчас гнева и обиды, в этих нереальных глазах, похожих на два лесных озера. И сведенные у переносицы брови, и маленький шрам на скуле. Все это кажется таким знакомым. Чёртова амнезия…
— Уверен, не всё. Простите меня, я ни в коем случае не хотел обидеть.
И губы Лизы тронула ухмылка. Уж что-что, а обижать Соколов умеет.
— Ничего, вы меня не обидели. Обед будет через три часа, а до этого времени постарайтесь поспать.
Когда оказался в кровати, смог наконец-то накрыть лицо подушкой и зарычать от боли, а выпитое до этого обезболивающее начало действовать лишь спустя полчаса, что позволило уснуть, вернее, провалиться в сон, который превратился в череду размытых кадров. Евгению снилась женщина, она что-то говорила, жестикулировала, правда, лица ее было не разглядеть. То они куда-то ехали вместе, то сидели в ресторане, то гуляли по набережной, потом картинка сменилась. Соколов очутился в самолете. За иллюминатором тем временем сверкали молнии, до ушей доносился гул турбин. Вдруг в какой-то момент самолет начал резко терять высоту, отчего мужчина проснулся.
